История и повседневность в жизни агента пяти разведок Эдуарда Розенбаума: монография

Вернувшись из Варшавы, Розенбаум стал частным образом, как он впоследствии называл — «совершенно инкогнито» заниматься политическим сыском, почти не обременяя себя тяжелой сезонной работой на лесопилке. Одновременно, насколько это было возможно в его ситуации, он завел обширное количество знакомых, имеющих отношение к лесозаготовкам и деревообработке. За 1930 год ему удалось раскрыть весьма подозрительную в политическом отношении деятельность варшавского брокера из фирмы Геллера, приезжавшего на местную лесопилку за так называемой английской рейкой специальной распиловки, некоего Арона Гельфандта, а также работавшего на площадке лесоматериалов при железнодорожной станции Россь уроженца Кракова Боруха Гликлиха. Последние завели широкие контакты со многими жителями близлежащих местечек, инициировали проведение собраний, связанных с улучшением материального и социального положения еврейской бедноты. Об упомянутых лицах Розенбаум донес Корвин-Пиотровскому, и по его распоряжению оба были арестованы. Причем и у одного, и у второго было обнаружено большое количество марксистских изданий, включая издания КПП (Коммунистической партии Польши) и КПЗБ (Коммунистической партии Западной Белоруссии), а также свежие советские газеты и журналы. Оба впоследствии были осуждены: Гельфандт на два года, а Гликлих на 8 месяцев.

В начале 1931 года лесопильный завод, где сезонно подрабатывал Розенбаум, был поставлен на ремонт. Всем рабочим и служащим, которые оказались занятыми на этих работах, выписывалась зарплата в половинном размере. Поскольку он не попал в это число, то решил поехать погостить к своей двоюродной сестре в Пацевичи, а затем проведать свою жену, которая уже гостила в Песках у своей младшей сестры, служившей домохозяйкой у местного ксендза Альбина. Будучи в Пацевичах, Розенбаум заглянул там и к помещику Леону Поплавскому. Так случилось, что в это время у него находился его сосед Антоний Ходаковский. За чайным столом, как это водится, завязался заинтересовавший всех разговор об экономическом положении страны, о промышленном кризисе и т. д., в ходе которого Розенбаум обронил фразу, что «этот кризис льет, к сожалению, воду на коммунистическую мельницу и подталкивает недавно успокоившиеся массы рабочих на новый виток революционного движения». В ответ Ходаковский заметил: «Вот, посмотрите, скоро и наши песковские обыватели в этом направлении задвигаются…». Сказанное натолкнуло Розенбаума на мысль воспользоваться своим свободным времяпровождением для изучения умонастроений коренных жителей Песков.

Имея здесь хорошего знакомого старика-еврея Шеваховича, бывшего «за русскими» богатым лесопромышленником, зная его как человека, враждебно настроенного по отношению ко всяким реформам и революциям, Розенбаум решил зайти к нему, чтобы побеседовать и поиграть в шахматы (старик был страстным поклонником этой игры и лучшим в местечке шахматистом). Шевахович принял нежданного гостя весьма любезно и сразу завел разговор об Одессе, где в старые времена не раз бывал, памятуя, что гость — уроженец этого южного теплого города. Последнему пришлось приложить немало усилий для того, чтобы вывести, наконец, старика на нужную тему, но они не пропали даром. Вскоре бывший лесопромышленник «переключился» и начал свой монолог с того, что «нынешняя еврейская молодежь уже не хочет слушать своих мудрых стариков, не исполняет религиозных требований, распутничает, заражаясь при этом духом социализма. Она не понимает, что, ухватившись за этот запретный плод, она докатится до такого положения, из которого обратного пути уже не будет».

Сделав многозначительную паузу, означающую, что сейчас он скажет что-то очень важное, Шевахович продолжил: «Сейчас все мы, т. е. наше государство и общественное мнение, находимся на переломе, и тем не менее со стороны правительства должны исходить такие действия, которые дали бы обывателю возможность чувствовать, что он всегда найдет у этой власти нужную поддержку. А что у нас? Куда ни обратись, только и слышишь со стороны власть имущих одни слова — «критические времена, надо потерпеть и т. д.». На эту тему, да и другие, как заметил его единственный слушатель, старик Шевахович говорил долго и даже вполне артистично, и в тот момент, когда уже начало казаться, что конца его выступлению не будет, он вдруг ясно и определенно сказал: «А наш Куклевский. Разве это комендант? Это последний жулик и педбрат. Мы старые евреи-торговцы уже подавали на него жалобу в Волковысское староство, а ответа все нет. Комендант же все делает свое…. Я предполагаю даже, что он агент Советов, но молчу об этом до поры до времени, а, кроме того, как еврею мне все равно нигде не поверят».