8. Изолировать личный состав флотилии от контактов с городскими евреями и рабочими спичечной фабрики, охваченными коммунистическим влиянием.
9. Два раза в месяц (5 и 20 числа) сообщать во II отдел в Брест все сведения о политических настроениях в Пинской флотилии; не терять также связи с политической полицией».
4 ноября 1921 года, возвратясь в Пинск, командующий флотилией дал своему заместителю необходимые указания по стягиванию всех своих плавсредств на базу в связи с начинающимся ледоставом, а сам направился к начальнику КОП полковнику Рымше, штаб которого находился в Лунинце. Заявив об отзыве сторожевого отряда из Микашевичей, он тотчас же получил от полковника письмо к начальнику таможенного погранотряда майору Длугашевскому, в котором речь шла о снятии речной охраны и передаче таковой 4-му батальону пограничников. В тот же день Розенбаум отправился поездом в Микашевичи, где вместе с майором Длуга-шевским и капитаном Антоновичем обсуждали, а затем обеспечили практически выполнение приказа подполковника Табачинско-го, включая и пункт его об установлении надежной связи между пограничниками и флотилией.
Вернувшись в Пинск, Розенбаум потребовал от капитана Антоновича представления более детальных сведений о взаимоотношениях между польскими матросами и краснофлотцами, намекнув о том, что в Бресте недовольны его прежним «лаконизмом». На следующий день на стол Розенбаума лег рапорт Антоновича с приложением к нему 6 экз. московской «Правды» и столько же «Известий», двух брошюр В.И. Ленина с выдержками из его последних речей, брошюры «Воспоминания об Энгельсе» и по одной фотографии К.Маркса, Ф.Энгельса, В.И.Ленина и И.В.Сталина. Был подан и список лиц, у которых вышеуказанное было изъято: подхорунжий Станислав Хойновский, капрал Збигнев Здеховский, матросы — Ян Кропидло, Гиероним Гуща, Рафаил Лункевич, Михаил Пирог. Кроме того, в своем рапорте капитан Антонович доносил, что, начиная с сентября, чины польского сторожевого охранения периодически встречались (по той и другой стороне) с краснофлотцами. Между ними шел активный обмен спиртным, сахарином и табаком. На первых порах, признавался Антонович, это его не слишком беспокоило, ибо война уже закончилась и смягчение дисциплины было как бы вполне заслуженным делом. Тем более что подобный обмен имел место и между сухопутными пограничниками, но когда он застал некоторых матросов за чтением советских газет, то они вместе с подпоручиком Рейманом вынуждены были опомниться и провести у матросов обыск, который и дал приложенные к рапорту вещественные доказательства.
Во время чтения Розенбаумом поданного ему рапорта, а также его вопросов, что называется, по ходу к Антоновичу, последний дополнил список лиц, встречавшихся с краснофлотцами в Межевичах, еще двумя матросами — Казимиром Цемерским и Станиславом Гадомским. Перейдя затем к устному анализу контрабандистской деятельности в зоне речной границы, офицеры выяснили, что все без исключения лица (числом 15–18 человек), принимавшие участие во встречах с советскими моряками, не упускали случая перебросить на ту сторону того или иного количества водки или сахарина. Сахарин особенно ценился на советской стороне. Там за него платили в большинстве случаев царскими золотыми монетами достоинством 5 рублей, что по официальному курсу в переводе на польские марки (в то время злотых еще не было — В.Ч.) означало 9 тысяч; на черном же рынке стоимость этих монет была значительно выше. Доллар же по официальному курсу в ту пору шел за 3,5 тысячи польских марок. Получив такие сведения, Розенбаум страшно возмутился тем, что Антонович до сих пор об этом молчал, и тотчас же поставил данное упущение капитану на вид, как явное упущение последнего по службе.