История и повседневность в жизни агента пяти разведок Эдуарда Розенбаума: монография

Выйдя из гостиницы, Розенбаум купил в ближайшем киоске немецкую газету «Берлинер Тагеблатт», а также сигару — необходимые атрибуты немецкого бюргера — и смело вошел в пивную немецкого рабочего клуба. Безупречно владея немецким языком, он заказал себе пива и сел за столик, ближайший к общему большому столу (так называемый «штаммитиш»). Закурив сигару и полузакрывшись газетой, он стал наблюдать за сходящимися к общему столу немцами и прислушиваться к их разговорам. Их было около двух десятков, людей в возрасте от 35 до 40 лет и старше. Судя по их наружному виду и темам разговора (о фабричных делах, об условиях работы, начальстве и т. д.), это были настоящие рабочие. Розенбаум стал еще внимательнее вникать в смысл их разговоров, прерываемых иногда возгласами «проклятые евреи», и понял, что весь их шум-гам сводился к следующему. Немецкие рабочие сетовали на то, что прибывающие из Лодзи и Галиции евреи стремятся революционизировать фабричных рабочих, подрывают в их среде трудовую дисциплину, настраивают рабочих против мастеров цехов, особенно если таковыми являются немцы, и что некоторые польские рабочие начинают им верить, что усиливает антинемецкий дух. Отдельные немцы высказывали удивление по поводу того, что польские рабочие предпочитают верить евреям и действовать по их указке. Тут же предлагались меры по борьбе с этим явлением. При этом один из участников разговора заявил, что главным из этих новоявленных агитаторов является комиссионер акционерного общества «Бельская мануфактура» некий Каганович.

В целом же немцы проявляли полную лояльность по отношению к польскому государству, не делая ни ему, ни правительству никаких критических оценок и замечаний. Вместе с тем в их словах нередко звучала ирония в смысле сердобольного отношения поляков к еврейству. Такой, в частности, была одна из фраз, долетевшая до ушей импрессарио: «Удивляюсь, что поляки столь охотно обнимаются с евреями. Это объятья им могут в будущем дорого стоить». Посидев еще немного, Розенбаум расплатился за пиво и вышел из клуба, пожелав рядом сидящим посетителям приятного времяпрепровождения.

После десяти часов вечера к нему в гостиницу пришел Анджеевский и сказал, что отпуск на три дня он получил. Тотчас же условились, что поедут завтра вместе вечерним местным поездом: Розенбаум до Катовице, а Анджеевский дальше, до Варшавы. Заняв отдельное купе в вагоне первого класса, агенты не спеша повели разговор о своих делах, в том числе и о Кагановиче. Анджеевский попросил обратить внимание на то, что в составленном им списке ячейки «Свобода Трудящемуся Классу» это имя не только указано, там же имеется и пометка — «агитатор», указано и место работы — комиссионер-вояжер акционерного общества «Бельская мануфактура». Известно также, что родом он из Львова. Его комиссионерская деятельность охватывает Краковское, Львовское, Варшавское и Люблинское воеводства, он имеет широкие связи и солидную клиентуру.

Поручив Анджеевскому передать лично в руки полковнику пакет со своим донесением, Розенбаум попросил содержание его дополнить подробной характеристикой личности революционой и коммерческой деятельности Кагановича. На этом разговор закончился, так как поезд подходил к Катовице. Прощаясь с Анджеевским, импрессарио сказал, что обратно в Бельско он будет дней через пять.

Пока Розенбаум добирался до гостиницы «Империал» и занимал уютный номер, на город опустился вечер. Несмотря на позднее время, он снял телефонную трубку и позвонил Каролю Граппу, в типографию газеты «Дзенник Гурношленский». К аппарату подошел именно он, и на приглашение доверенного лица прийти к нему в гостиницу ответил, что обязательно придет через час-полтора, но ненадолго, так как работает сегодня в ночную смену. В назначенное время он действительно пришел и кратко рассказал о том, что благодаря своему шурину Вернеру Вредэ он приобрел в городе массу знакомых среди рабочих сталелитейного и прокатно-рельсового заводов, шахтеров и печатников. Имеются у него данные и о движении среди катовицких немцев. Подробности всего этого он пообещал сообщить завтра, после работы. Остаток вечера Розенбаум посвятил посещению городского театра, где шли гастроли Венской оперетты. Попутно он надеялся повидаться с директором театра и поговорить с ним о найме театра для своих ансамблей. Оба предприятия ему вполне удались. Несмотря на то, что импрессарио пришел в гостиницу поздно, он сумел как следует отдохнуть, и утром следующего дня чувствовал себя вполне свежим и здоровым.