История и сага

Самым счастливым из конунгов в отношении урожаев считался конунг Хальфдан Черный, и людей так огорчила его гибель (он утонул в проруби), что жители из всех областей просили, чтобы его тело погребли в их земле, «ибо они верили, что у тех, кто им обладает, будут хорошие урожаи». С общего согласия его тело разделили на четыре части: голову погребли в кургане в Хрингарики, а другие части тела по жребию распределили между прочими областями Уппланда и тоже похоронили в курганах, и все эти курганы названы именем Хальфдана.

В такого рода представлениях (встречающихся у самых различных народов мира) кроется мысль о способности правителя воздействовать на время и определять его характер, содержание. Время может быть «добрым» и «недобрым», существует уверенность в его качественной неоднородности. Эта способность государя не зависела от его личных качеств, а имела магический характер; самая власть понималась как сакральная: конунг находился в особых отношениях с высшими силами, поэтому благотворное воздействие на урожаи и время правитель мог оказывать не только при жизни, но и после смерти.

Разделяет ли Снорри эту веру в способность конунга при помощи жертвоприношений влиять на время и урожаи? Во всяком случае, он и в других сагах делает подобные же заключения. Так, подводя итоги правлению конунга Сигурда Крестоносца, он пишет: его правление было благоприятно для народа, ибо тогда получали хорошие урожаи и царил мир. Ярл Хакон, принявший было крещение, затем возвратился к языческим жертвоприношениям, во время которых увидел двух каркающих воронов и поверил, что его жертва оказалась угодной О´дину (ворон — птица О´дина) и что поэтому настало подходящее время для битвы против шведов; он сжег свои корабли и углубился во вражескую страну, где одержал победу (Ól. Tr., 27).

О вере если не самого Снорри, то древних скандинавов в человеческую способность при помощи богов воздействовать на время свидетельствует легенда о конунге Ауне, который, желая продлить свою жизнь, приносил О´дину в жертву своих сыновей. Когда он заклал своего первого сына, О´дин пожаловал ему еще 60 лет жизни, хотя к тому моменту Аун уже´ был стариком. По истечении этого срока конунг вновь принес в жертву сына и получил от О´дина ответ, что он останется в живых до тех пор, пока будет приносить ему в жертву сыновей каждые 10 лет. Так Аун заклал семерых сыновей и настолько одряхлел, что утратил способность передвигаться и его носили. Жертва восьмого сына дала ему еще 10 лет жизни, но он уже не поднимался с постели. После принесения девятой жертвы Аун жил, питаясь из рожка, как младенец. У него оставался последний сын, но свеи воспротивились этой жертве, и тогда Аун умер (Yngl., 25).[14]

Воздействие на время есть определенная форма отношения к будущему. С этим же связаны и предсказания, и вещие сны, магия и заклинания, о которых немало рассказывается в «Хеймскрингле». Пророчествовал не только О´дин. Олаф Трюггвасон испытал одного человека, который предсказывал «неслучившееся», причем «многим думалось, что это верно», и прорицатель убедил конунга в этой своей способности. Ответ предсказателя на вопрос конунга, откуда у него эта способность, гласил: от самого бога христиан. Под его влиянием Олаф принял крещение (Ól. Tr., 31).

О пророчествах и вещих снах речь впереди, но уже сейчас нужно подчеркнуть, что способность видеть будущее, которой в сагах наделены многие люди, обусловливалась особым пониманием природы времени. Прошлое уже миновало, но при восприятии времени как циклического считалось, что когда-то оно возвратится вновь; будущего еще нет, оно наступит позже, но вместе с тем оно уже где-то таится, вследствие чего провидцы способны его с уверенностью предрекать. Эту своего рода одновременность прошлого, настоящего и будущего М. И. Стеблин-Каменский объясняет той особенностью осознания времени древними скандинавами, которая выражалась в пространственном его осмыслении.

Время мыслилось подобным пространству: удаленное во времени (в прошлое или в будущее) представлялось столь же реальным, как и удаленное в пространстве. В этом отношении к будущему, как бы расположенному рядом с настоящим и прошлым, нет ничего специфичного для исландских саг, ибо это же представление о времени лежит в основе понимания времени и судьбы многими другими народами. Но, как мы далее увидим, тема будущего и способности прозревать его и предсказывать получает в королевских сагах новый смысл и выполняет важную роль в структуре латентно заложенной в них исторической концепции.