История и старина: мировосприятие, социальная практика, мотивация действующих лиц

Возможно, именно с этим связано то, что в Киево-Печерской лавре были обретены мощи Ильи «Муромца». Благо, в Муроме всегда хватало людей с таким именем. Но крупных успехов на этом поприще добиться, по-видимому, не удалось. Роль Церкви в былинах столь незначительна, что ее стало выгоднее замалчивать. Образ священника в эпосе связан скорее с нотариальной функцией, чем с религией. Единственный богатырь — выходец из церковной среды в эпосе — Алеша Попович, вообще играет роль завистливого нахвальщика, обманщика, развратника, насмешника, заведомого подлеца.

Опыт, судя по всему, оказался настолько неудачным, что было решено искоренить эпос полностью.[291] По мере того, как усиливалось идеологическое давление со стороны церкви, из традиции почестных пиров стали вытесняться профессиональные сказители — скоморохи. Это настолько очевидно, что трудно не заметить — там, где они присутствовали, по всей видимости, сформировались новые сюжеты — Об Иване Грозном (Никите Романовичу дано село Преображенское, Кострюк), О Скопине. Причем социальная практика, которую показывают сюжеты этих исторических песен, отличается от той, которую изображают былины, новыми деталями, соответствующими исторической обстановке, и соответствующим изменением «типических мест».

В XVII в., по мере усиления роли русской церкви, которая в основном и выполняла задачи фиксации исторических событий, были безжалостно устранены (казнены либо сосланы на Урал и в Сибирь) практически все, кто распространял устную историческую традицию — скоморохи. Как отмечает З. И. Власова:

«Грамота 1648 г., сыгравшая роковую роль в судьбе скоморошества, известна по нескольким документам… Жителям прямо указано, чтобы „скоморохов с домрами и с гуслями и с волынками и со всякими играми … в дом к себе не призывали. А где объявятся домры и сурны, и гудки, и гусли, и хари, и всякие гудебные бесовские сосуды… то все велеть выимать и, изломав те бесовские игры, велеть сжечь“. Виновных же „бить батоги; а которые люди от такого бесчиния не отстанут и выимут вдругорядь, …. Тех ослушников бить батоги“. (Власова З. И. цитирует по Тимофееву А. Г. История телесных наказаний в русском праве. С. 222–224). После 1643–1649 гг. скоморохи постепенно исчезли из центра страны. …. Чем труднее становилось скоморохам, тем чаще встречаются они в переписных книгах рядом с различными мелкими ремесленниками».[292]

В результате скоморошество, включавшее в свой состав исполнение эпических песен, практически перестало существовать как особое ремесло. Оно стало лишь дополнением к нему. Это неизбежно привело к переходу былин в среду непрофессиональных сказителей, и, как следствие, к деградации и частичной утрате эпических материалов.

Основную роль в этом пагубном для эпоса процессе сыграло, по-видимому, то обстоятельство, что произошел отрыв сказителей-крестьян от изображаемой ими социальной практики. Они могли описать то, что видели, лишь пользуясь уже известным запасом «типических мест», поскольку свидетелями и очевидцами событий, в отличие от сказителей-скоморохов, не являлись, новые «типические места» создать не могли, и поэтому недостающие части сюжетов XVIII–XIX в. «достраивались» ими за счет социальной практики предыдущего периода.

Таким образом, можно говорить о том, что в среду «простонародья» уходил уже «готовый» эпос, созданный теми, кто присутствовал на пиру, но не имел в нем непосредственного участия, то есть, по всей вероятности, скоморохами. На это, в частности, указывает и явный расчет на зрительное восприятие (возможно, выступления скоморохов).

Значение скоморохов выходит далеко за рамки простого увеселения и балагурства. Именно они, развлекая гостей на княжеских, боярских, а затем и царских пирах, внимательно наблюдали за происходящим, создавая образы новых эпических героев, что называется «с натуры».