Это очень похоже на хвастовство Святослава перед немцами (по Повести временных лет, 1075 г.). Он показал немцам богатство своей казны, на что те гордо ответили: «се бо лежит мертво. Сего суть кметье лучше. Мужи бо доищут».[426]
Вместе с тем похвальба Владимира может иметь и несколько другое значение. Владимир ясно показывает, что он прежде всего хотел сделать приятное отцу и именно поэтому позвал Олега, чтобы при нем чествовать отца. Однако пир, посвященный отцу Владимира, не исключает и признания заслуг самого Олега, поскольку похвальба требовала соответствующей аудитории, своего рода «референтной группы», способной оценить масштаб дара и соответствие ему заслуг одариваемого. При ее отсутствии процедура воздания почестей теряла свой смысл, поскольку престиж зависит от наблюдателей. Быть «лучшим» престижно, но «лучший из худших» не всегда признается «лучшим из лучших».
Этой ситуации есть очень близкие аналогии в былине «Про богатыря Сохматия Сохматовича»:
Если бы можно было с достаточной достоверностью сравнить «Жизнеописание» и «Поучение» Владимира Мономаха с былиной,[428]
точнее, с хвастовством, принципами его, то оказалось бы, что князь ни на йоту не отступил от продекларированных в эпосе правил.[429]Первое, чем он хвалится в «Поучении» детям, это родом своим. Сравните: «Дедом своим Ярославом нареченный в крещении Василием, отцом возлюбленным, и матерью своею из рода Мономахов…». За этим хвастовством идет следующее, обобщить которое по правилам былин можно термином «Святая вера», которой могут хвастать «хрестьяне прожиточны». «Святая вера» для князя — оправдание поступков, которые в былине «честными» не назовут (например, отказ в помощи братьям под предлогом крестоцелования).
В «Жизнеописании», помимо уже упомянутого хвастовства золотом, он испытывает гордость за свой «труд» — службу князя в руководстве походами, охоту, сопряженную с опасностью и трудностями, что также находит отражение в былинах, где герои часто отправляются в поле — «поляковать», за птицами и т. д.
Интересно и то, что Владимир ездил через Вятичей, ездил из Чернигова в Киев около ста раз до вечерни за один день. Это можно сравнить хотя бы с былиной об Иване-Гостином сыне, где герой так или почти так похваляется съездить всего один раз.
Даже мотивы своих поражений и уступок Владимир Мономах обосновывает типично эпическими фразами:[430]
«Жалеючи христианских душ и сел пылающих и монастырей, я сказал: «не быть тому, чтобы половцам похваляться». И отдал брату (Олегу) отца его стол, а сам пошел на стол отца своего в Переяславль».[431]
Но в его «трудах» есть и нечто новое: «Что надлежало делать отроку моему, то сам делал»; в этом явно сказывается христианская идеология. Необходимо заметить, что он не хвастает женой, что и в былинах считается «безумным».
Крайне редко в былинах среди пирующих упоминаются ещё одна категория «гостей» — рыцари. Их похвальба в русском эпосе обычно не рассматривается. Несмотря на это, исключить «хвастовство» данной социальной группы, если ее представители присутствовали на пиру, не представляется возможным. Социальная практика дружины в целом была близка к общеевропейской. В отношении викингов и рыцарей можно упомянуть аналогичные русской похвальбе действия описанные во французском эпосе[432]
(«Габ» в значении «пари») и сагах[433] («обет» в значении «клятва»).Подобные значения хвастовства существуют в былинах, но при этом полного тождества похвальбы в контексте русского, французского и германского эпоса не наблюдается. В былинах преимущество имеет похвальба не будущим, а совершенным поступком, общепризнанным «трудом».
2.1.5 Похвальба вне пира
Остается последний тип хвастовства — похвальба, рассматриваемая былиной вне пира. Этот случай хвастовства интересен тем, что ставит похвальбе предел. Богатырь просто обязан хвастать чем угодно и перед кем угодно, но должен при этом помнить, что похвальба — не цель, а всего лишь средство.