• стандартизация.
Как при переписывании, так и при печати текста возникали многочисленные ошибки. Однако если при переписывании общее количество экземпляров с ошибками увеличивалось на одну копию, то при появлении книгопечатания каждая ошибка тиражировалась многократно. Для того чтобы исправлять опечатки, типографы вкладывали в книги листы опечаток, которые называются «эррата» (от лат. errata – ошибка), куда читатели могли сами вписывать опечатки и отправлять в редакцию. Так налаживался контакт между типографией и читателем. Универсализация работы с опечатками была частью общего процесса стандартизации книг, карт, схем, изображений и шрифтов. Тем же образом мореходы присылали свои замечания к географическим картам, биологи – к изображениям в учебниках и т. д. Унификация формы приносила в жертву точность и порой была курьезной: к примеру, в «Нюрнбергских хрониках» одно и то же изображение обозначало различные города – Майнц, Болонью, Лион;• эффекты текстовой организации.
Маршалл Маклюэн писал, что визуальная организация текста меняла ментальные процессы читателя,[142] которые все больше и больше рационализировались вслед за структурированием книги, превратившейся из обычного длинного текста (кальки устной речи) в организованное особенным образом и самостоятельное произведение. Универсальным способом текстовой организации и каталогизации становится алфавитный порядок. В Средние века зачастую каждый переписчик использовал свой метод классификации текстов, а каждая библиотека по-своему распоряжалась формами каталогизации. Новый способ каталогизации становится единственно приемлемым для хранения литер в наборной кассе печатного станка. Более всего стандартизация касается правовых текстов. В Средние века преподаватель права зачастую имел весьма обрывочные представления о классической модели римского права, так как оно имело форму свода «Corpus iuris civilis», который в единственном экземпляре хранился в библиотеке Пизы. После издания кодекса в 1556 г. была необходима огромная работа по удалению анахронизмов;• способность к сохранению текстов.
Казалось бы, бумага того времени – материал такой же легко портящийся, горючий и хрупкий, как и используемый в допечатную эпоху, однако после появления печати возможности и эффективность сохранения текстов многократно возросли. Томас Джефферсон высказал основной принцип этого сохранения.[143] По его замечанию, чем больше тексты запирать в шкафах и прятать от публики, тем больше вероятность того, что они потеряются. И наоборот, чем больше множить тексты и давать их в свободный доступ, тем меньше вероятность их потери. Именно массовый характер печати, таким образом, даст возможность сформировать литературные языки стран Европы, тогда как при отсутствии массовой печати такое было бы вряд ли возможно (языки были бы все равно локальными в связи с незначительным тиражированием книг, что, в свою очередь, было связано с несовершенством носителя (точнее, способа его воспроизводства)). Возможность сохранять тексты будет также способствовать поощрению личного признания в связи с персонализацией авторства книги. Отныне не тот, кто диктует, становится автором книги и не переписчик, а подлинный автор рукописи. Фактически с возникновением книгопечатания появляется и полноценный титульный лист книги, на котором указывается автор.Безусловно, не одно столетие после появления печатного станка устная и печатная культуры коммуникации тесно переплетались: зачастую книги в деревнях читались вслух грамотными людьми, а затем пересказывались. В то же время появление печатного дела в значительной степени способствовало обособлению индивидов. Отныне они могли участвовать в публичной жизни, не выходя на улицу. Значение индивида стало выше, чем значение социальной группы, к которой он относился, что способствовало социальному лифту, то есть перемещению индивидов из одних социальных слоев в другие. Когнитивное участие граждан в отдаленных событиях (въезды монархов в города и др.) увеличилось, потому что жителям массово были доступны тексты об этих событиях, в том числе и облик монархов (отныне лицо короля или властителя той или иной территории стало знакомо жителям).
Однако два фундаментальных социальных изменения, которые повлекло за собой появление книгопечатания, по мнению Элизабет Эйзенштейн, связаны с массовостью распространения двух коренных реформ того периода – духовной, предложившей альтернативную католической трактовку христианства (известна как Реформация и распространение протестантизма), и культурной, положившей начало новому направлению в культуре Нового времени – эпохе Возрождения.