Это воззвание само по себе уже знаменует переломный момент в истории ядов. С его появлением сказочный ядовитый бестиарий сходит со сцены. Ужасный морской заяц, мифический единорог, леопард со своей грозной желчью и тому подобные дива уступают место гораздо более реальным и опасным неорганическим ядам. Мышьяк станет бичом западного мира и любимцем отравителей на целых четыре столетия. А ведь Жак Гревен предупреждал и с тревогой увещевал власть предержащих:
«Что проку, милостивые государи, из того, что вы запрещаете аптекарям продавать сулему и мышиак (sic), ежели вы сами потворствуете им снисходительно».
Глава VIII
«ВОЗРОЖДЕННЫЕ» ЯДЫ
Искусство отравлений, процветавшее по ту сторону Альп, французы открыли для себя во времена итальянских походов. С тех пор Валуа стали перенимать обычаи южных соседей отчасти из выгоды, отчасти из тщеславия. Во всяком случае, зарождающаяся ренессансная цивилизация пленила их. Европа возвращалась к своим истокам, заново открывая великих мужей и старинные обычаи, погребенные под прахом веков, подобно Помпеи, о которых средневековый мир еще не знал. Возрождение переживали, естественно, и яды. В этом нет ничего удивительного, ведь они являлись неотъемлемой частью искусства жить и умирать, которое с давних пор процветало у римлян. На протяжении XII–XV вв. Апеннинскому полуострову довелось стать ареной стольких бурных событий, что яды просто не могли не получить широкое распространение. Отравления пережили подлинный взлет.
В те времена Италия представляла собой страну, раздробленную на множество республик и княжеств, внутри которых довольно часто велась ожесточенная борьба между различными партиями. Каждое новое государство рано или поздно возвращается в исходный хаос; Италия явилась исключением из этого правила. Политическая нестабильность и постоянная угроза для жизни, отнюдь не препятствовавшие бурному развитию городов, странным образом способствовали появлению гениальных творцов во всех областях культуры.
Италия эпохи кватроченто обогатилась сама и обогатила мир достижениями своей промышленности и морской торговли.
То было незабываемое время, когда банкиры Перуцци и Альберти прибирали к рукам все европейские капиталы, между тем как Марко Поло исследовал неведомые миры, к вящему удивлению дотошных венецианских купцов оказавшиеся довольно-таки развитыми. И все это на фоне нескончаемых войн между Венецией, Флоренцией, Миланом, Неаполем и другими городами, не гнушавшимися применять любые средства для достижения своих целей. Тем не менее, многие республики, производившие на свет тиранов, а порою и сущих чудовищ, становились колыбелью настоящих гениев. Руки Висконти, а затем Сфорца в Милане, Росси в Парме, Каструччо Кастракани в Лукке и множества других важных особ нередко были обагрены кровью. Так, например, Делла Скала, семья гибеллинов из Вероны, из поколения в поколение вела борьбу с гвельфами не на жизнь, а на смерть.
От сражения к сражению и от вендетты к вендетте один за другим менялись веронские подеста. Первый был убит в 1277 году; брат сполна отомстил за него. В 1312 году подеста стал Кане I Великий Делла Скала, главный вождь ломбардских гибеллинов и большой друг Данте. Хуже всех пришлось Кане II, ненавистному тирану, которого убил родной брат, кстати, столь же зловредный, но имевший еще в придачу двух сыновей Антонио и Варфоломея. Сначала первый из них убил второго, а затем и его в свою очередь свергли и отравили в горах Форли.
Такая-то Италия и пленила французов. Сначала они пытались подражать своим заальпийским соседям, а затем стали приглашать к себе самых прославленных из них. Но наряду с талантливыми итальянцами во Францию просочилась горсточка отчаянных, готовых на все авантюристов и честолюбцев, которым хотелось попытать счастья под солнцем Валуа.
Увлечение Италией часто оборачивалось для французов подлинным безумием; примером тому может служить Франциск I. Будучи правнуком Валентины Висконти, этот французский монарх полагал, что обладает законными правами на миланский престол; король оказался настолько упрям, что Карлу V пришлось взять его под свою не очень-то теплую опеку.
То было какое-то наваждение; начало ему положил Карл VII, Людовик XII продолжил дело своего предшественника. Даже поражение под Павией ничего не смогло изменить. Все большее и большее число итальянцев, бедных и богатых, знаменитых и безвестных, приезжало в Париж и на берега Луары.
В конце концов, толпа интриганов, аферистов и парфюмеров, а по совместительству отравителей, явившаяся во Францию вслед за Леонардо да Винчи, Андреа дель Сарто и Приматиччо, заселила целые кварталы в столице дома Валуа.