История яхты «Паразит»

ГЛАВА ТРЕТЬЯ, которая является прямым продолжением предыдущей и вкладывает палец в рот рассеянному читателю

Свернув паруса, неподвижно стоит

Невольничий бриг, отдыхая;

Но ярко на деке горят фонари,

И громко гудит плясовая.

Усердно на скрипке пилит рулевой,

Матрос в барабан ударяет,

Хирург корабельный им вторит трубой,

А повар на флейте играет.

Г. Гейне.

Лучшего начала нельзя было и пожелать. Скоро Эмилио Барбанегро отослал Дика Сьюкки отдохнуть с остальным экипажем, а сам остался порадоваться у руля. Железная рука Корсара уверенно направляла яхту к счастливым берегам; шишковатое чело бороздили думы.

Убедившись, что на палубе никого не осталось, он слегка помассировал свой вздувшийся от ночного пира желудок, отстегнул пару пуговиц и облегченно вздохнул; нижняя челюсть капитана немного отвисла, глаза потускнели: хотя план похищения яхты был выполнен блестяще, все же приходилось опасаться всякого рода каверз, которые не преминет учинить Лысая помеха.

— …Подтяжки… — запросто рассуждал Корсар с природой, — я понимаю… Мы разбогатеем… Зачем в сапогах? В сапогах я на чистое не лягу!.. Окна выходят в сад… А яхту можем у консула купить… Как подобает, извинимся за беспокойство… О, мечты! — произнес он вслух.

Из легкой утренней дымки возник крутой серовато-лиловый берег, и Барбанегро направил нос яхты к точке, на вид ничем не отличающейся от остальных. Однако, при более близком знакомстве, она напрашивалась на сравнение с мушкой испанского браунинга: в этой выемке, озерком вдавшейся в сушу, находилась знаменитая бухта пиратов, куда держал путь «Паразит». Защищенная с материка громадными обрывистыми скалами, эта бухта была доступна только с моря, но для посвященных, вроде Ван-Сука, в скалах имелись незаметные тропинки, лазейки под свалившимися камнями, пещеры, опять камни, небольшой лаз и тропинка к самой воде. Судя по отрывистым признаниям главы конторы, он уже не один раз бывал здесь, в бухте пиратов. Трапезонд голландец знал, как лицо должника; у него были там друзья-приятели, и с их помощью он надеялся быстро пойти в гору…

Эмилио Барбанегро осторожно провел яхту в бухточку и крикнул в машинное отделение:

— Стоп. Вы свободны, Таабо!

В утренней тишине, не нарушаемой больше равномерным стуком мотора, показалась промасленная физиономия Гроба; он с неопределенным любопытством поглядел на Корсара и направился в каюту на отдых.

Бессонная, полная поэтической деятельности ночь утомила и капитана. Он стал незатейливо поклевывать носом, но был разбужен звонким, веселым голосом:

— Доброе утро, дорогой начальник!

Над Корсаром извивался свежевыбритый Роберт Поотс; в левом уголке его рта торчала огромная рыжая сигара; главный механик цвел, как ветка боярышника:

— Для начала блестяще, дорогой капитан!

Встрепенувшийся Барбанегро приготовился уже ответить фразой, в которой могли фигурировать «тайфун» и «тысяча чертей», как вдруг приметил на склоне одной из скал, окружавших бухту, тяжелую мужскую фигуру. Она довольно ловко спустилась по узкой тропинке и, стоя уже совсем близко к воде, неприятно, но приветливо закричала:

— Гуд морнинг!

— Алло, мистер Ван-Сук! — с достоинством ответил Корсар, узнав шефа и мецената пиратов.

И через пару минут к Ван-Суку любезно подошла, чтобы доставить его на яхту, свежая, серо-голубая шлюпка.

— Дела? — спросил голландец, прибыв на палубу «Паразита»; его смутно раздражало, что палуба посыпана мягкими опилками, как пол гастрономического магазина. Деловитая натура Голубой рыбы усмотрела в этом излишнюю роскошь и дело вегетарианских рук Анны Жюри.

Вместо ответа Корсар повел голландца в трюм. Здесь в причудливом порядке лежали награбленные сокровища: шелковый трикотаж, галантерея, парфюмерия, аптекарские препараты и предметы дамской гигиены. При виде импорта у Ван-Сука потекли было слюнки, но он поспешно втянул их обратно, чтобы сохранить невозмутимый вид.

— Очень хорошо! — сказал он. — Вы деловые люди.

— Кто придет, чтобы унести сокровища в тайник? — спросил Барбанегро.

— Правильный вопрос, не будь я Голубой рыбой! — голландец пососал трубку. — Время, разумеется, проходит!