История яхты «Паразит»

(Яхта летит. Светло. На теплых волнах играют дельфины).

Бурдюков (кряхтя, становится в позу оратора). Товарищи, мне жжет карман песня, которую вы мне заказали. Она переделана из вашей старой пиратской песни и поется на мотив диких степей Забайкалья.

(Пираты пробуют голоса).

Бурдюков (вытаскивает из кармана листок бумаги, покрытый песней). Начинаем!

Вот — друг угнетенных народов
И всякого сволоча враг,
Емелюшка Чернобородов,
Воинственный, храбрый моряк!

И с нами пойдут, хоть на Мурман,
Герои пиратских легенд — Дик Сьюкки,
наследственный штурман,
И Роберт, наш интеллигент!

И в старенькой белой панаме,
Намыленный мылом ТЭЖЭ,
Гуляет Долинский меж нами,
Сознательный парень уже!

И с хамелеоном в союзе
Молочница — больше не поп,
Баранину жарит в камбузе
И, может быть, режет укрой!

И, полон врожденного слуха,
К родимой машине приник
Товарищ развесистый, Юхо
Таабо — финляндский мужик!

И светит улыбкой прелестной,
Теперь уж от прошлого чист,
Хотя и ленивый, но честный,
Фотограф-моменталист.

А в общем, мы сделали дело,
Разбой помаленьку забыт, —
Так пойте ж, товарищи, смело:
Да здравствует наш «Новобыт»!
Так пойте ж, товарищи, смело:
Да здравствует наш «Новобыт»!

(Звучные голоса сшибаются и крепнут. Организованно шумит море… «Билли Палкой!» — кричит Хлюст. Голубое солнце бьет прямо в грудь. С криком проносится береговая чайка).

Занавес.

Приложение. ДРАМА ВО ЛЬДАХ

1

Он весил двенадцать кило. У него был жабий живот, каменными уступами свисавший на кривые и слабые ноги, — и вся тяжесть была в этом чреве. На ощерившемся широком лице застыла улыбка злобного самодовольства; короткие ручки с раскрытыми ладонями были подняты для благословения, и узкий лоб пересекла продольная морщина Каина.

Его как-то подарил полковнику Ферри полковник Литтон. Это случилось на заре новой истории человечества, в нашем веке.

За послеобеденным кофе Ферри сказал своей жене:

— Богатая вещица, Corpo di bacco! Замечательно аристократическая вещь! У генерала Пьяджо тоже есть урод. Это называется фетиш, моя милая, фетиш! В хороших домах считают, что эти штуки приносят счастье.

И полковник Ферри назвал подарок полковника Лит-тона своей маскоттой, хотя полковник Литтон никогда не прочил карьеру маскотты своему старому пресс-папье.

В прошлом году Ферри был назначен командором дирижабля «Роккета»; он взял своего идола в полярное путешествие. Но правила погрузки были жестки, сила дирижабля точно учтена, и командор Ферри выбросил за борт двенадцать кило мясного желе — чистейший вес, вытесненный каменной жабой…

Командор Ферри был немолод, коренаст, немного тучен; у него были длинные руки, плоский лоб с впадиной посередине и сдвинутые к переносице глаза. Он считался неважным летчиком, но, как бы то ни было, его поставили командовать «Роккетой». На этой «Роккете» летели тихие, сдержанные люди, сменившие мирную свободу кожаных кабинетов на заточение в ледяном пространстве; они направлялись в область, отмеченную на картах Арктики белым пятном; у них были свои цели, у Ферри — своя.

Над Тюленьим островом «Роккета» потерпела легкую аварию. Один из моторов забастовал; нужно было выкинуть разницу между тяжестью багажа и трудоспособностью раненой машины. Командор Ферри сумел распорядиться.

Молодой метеоролог Торбальдсен вез много инструментов; круглые, длинные и складные, они работали день и ночь; они бросались в глаза и занимались не относящимися к «Роккете» вещами: качеством воздуха, окраской звезд…

Командор Ферри предложил изъять их из обращения «Роккеты», чтобы облегчить ей полет; их судьбу разделил узкий ящик геофизика Берна и телескоп астронома Гарнье — светлый телескоп мелкой и благородной породы…

— Из полета выбрасывают смысл! — кричал Торбальдсен, бледный, как дюралюминий, — смысл летит вниз, а мы продолжаем мчаться вперед! Надо возвратиться.

Но Ферри был командором «Роккеты».

2