История Японии. Между Китаем и Тихим океаном

Японское правительство должно было бы подчиниться, потому что недавно, в 1920 г., страна вступила в Лигу Наций, но оно сделало вид, что ничего не слышит, в то время как насилие все больше распространялось по территории самого архипелага: в 1921 г. был убит тогдашний премьер-министр Хара Кэй. Военные упрекали этого великого лидера партии современной и промышленной Японии в том, что он больше отстаивает интересы штатских, чем интересы армии.

В довершение несчастий скоро обнаружилось, что у нового императора, царствование которого было названо эрой Тайсё (1912–1926), после крайне тяжело перенесенного менингита начались серьезные осложнения. Самые недовольные выражались прямо: император сошел с ума, и при режиме, теоретически даровавшем суверену активную роль, какой он прежде почти никогда не имел, это было очень плохо. Вокруг его сына, Хирохито (будущего императора эры Сева, 1926–1989), приобретавшего в противовес императору все больше влияния, группировались клики и фракции; в конечном счете в 1921 г. его назначили регентом, что создало исключительную ситуацию — отец был помещен под опеку сына.

Простых граждан — или подданных — все это более, чем когда-либо, убеждало в необходимости развивать сильные партии. Против правого фланга возник левый, материализовавшись в 1922 г. в виде коммунистической партии Японии, в то время как в июле 1923 г. правительство официально признало режим Советов в России. Фактически представители крайних позиций становились все радикальнее. В то время было не до тонкого равновесия. Всё было жестоким: империалистическая лихорадка, экономический кризис, соперничество за преобладание в Китае, казавшемся спелым плодом, который можно сорвать, и даже японская почва — 1 сентября 1923 г. сильнейшее за несколько веков землетрясение сравняло Токио с землей. Среди тысяч погибших людей и гектаров сгоревших деревянных домов остались стоять только каменные и кирпичные здания, которые дали городу люди эпохи Мэйдзи, — центральный вокзал, почта и новый «Мост Японии» ( Нихонбаси), построенный по образцу тогдашних парижских мостов — с перилами и фонарями из кованого железа — и заменивший старый деревянный горбатый мост, который в эпоху Эдо служил началом дороги Токайдо. Это поразило людей, представившись драматическим символом: более, чем когда-либо, выживание теперь зависело от модернизации и от приспособления к западным образцам.

Тем не менее это не значило, что Япония готова утратить свою душу; но, поскольку опасность была вполне реальной, самые активные политики того времени решили искать спасения в чрезмерном национализме.

Экспансия в Азии

Вторжение в Маньчжурию

Этот ультранационализм эры Сева продолжал и развивал государственные принципы эры Мэйдзи. Но мало-помалу он принял оригинальную форму: на смену государственному национализму пришло мощное народное движение, враждебно относящееся прежде всего, с начала 1930-х годов, к англосаксонским политическим играм.

21 сентября 1931 г. японские войска вступили в Маньчжурию и Япония приготовилась к «тотальной войне», так как, казалось, никакой другой сценарий развития не будет лучше соответствовать ее интересам. С тех пор правителям архипелага представлялось жизненно важным закрепиться в Маньчжурии; после провозглашения этого принципа уже годились все средства. Было бы ошибкой по-прежнему считать, что истоки японского империализма тех лет коренятся в остатках старинного феодального мышления. На самом деле настоящими опорами для него были институты, созданные по образцу западных, современная и бурно растущая промышленность, развивающаяся массовая культура, неоспоримый политически й плюрализм и социальная организация, уже не имевшая ничего общего с социальной организацией эпохи Эдо.

Чрезвычайно широкую рекламу Гуаньдунской [Квантунской] армии и ее продвижению в Маньчжурию сделала пресса: ряд сенсаций во время этого продвижения привлек внимание печатных средств массовой информации и радио. Японцев внезапно охватила мечта о колониях, как это случилось два-три поколения тому назад с европейцами.

К тому же как никогда прежде выгодной для Японии была внутренняя ситуация в Китае: столкновения между военными вождями и прежде всего борьба Цзян Цзеши (Чан Кайши) с коммунистами настолько сковали силы республики, рассеянные на площади размером с Европу, что вторжение на Северо-Востоке было воспринято как что-то не очень важное. Еще хуже для китайцев и лучше для японцев было то, что многие военные вожди, как, например, Чжан Сюэлян, своей силой по большей части были обязаны субсидиям, которые более или менее тайно давали им японцы, которые вели свою игру в Китае, равно как немцы или британцы: все они платили своим генералам за смену союзника или измену друзьям.

8-10 ноября 1931 г. японцы даже посмели похитить бывшего императора Пу И: они хотели сделать его сувереном нового государства, которое мечтали создать в Северо-Восточном Китае, — Маньчжоу-го.

Маньчжоу-го