История Японии. Между Китаем и Тихим океаном

В самом деле, позиция, комфортная в психологическом отношении и корректная в политическом, которая преобладает сегодня, изо всех сил стремится примирить эти противоположности: бесспорное противопоставление или попросту дуализм северной и южной частей Тихого океана отныне считается удобной концепцией, позволяющей учесть явления очень общего характера, тем не менее историки в целом согласны, что эта схема никоим образом не исключает многообразия перемещений человеческих групп и обилия физических и культурных влияний, которые способствовали формированию сегодняшнего японского народа. В пользу этого говорит биология — в какой бы точке мира ни родился человек, его появление было результатом множества скрещиваний. Но даже если это так, это далеко не решает всех проблем древней истории Японии.

Первые гончары

Самая актуальная ныне проблема касается периода, который уже больше века называют периодом дзёмон, буквально «веревочных мотивов» — от керамики, на которой в сыром виде оттискивали орнамент, прокатывая по бокам горшков палочки, обмотанные веревками.

Японские специалисты по первобытной истории говорят, что этот технологический этап, общей чертой которого предположительно был особый вид керамики, характеризовался сравнительно оседлым образом жизни и начался 12 тысяч лет тому назад. Почему? Потому что тогда уже две тысячи лет как земля нагревалась: альпийская тундра, как и хвойные растения северного леса, смещались к северу, мало-помалу уступая место растениям южных широт, более пригодным для питания людей. Похоже, изменения климата продолжались долго, и около шести тысяч лет территории к югу от Янцзы в Китае, южную половину Японии и самый юг Кореи охватывала влажная и теплая зона. Это был рай больших лиственных лесов, сохранившихся на юге и исчезнувших на севере. Говорят, жизнь в этих лесах навела людей на мысль шлифовать каменные орудия, чтобы использовать эти растительные громады, — делать бревна, гнать смолу.

Эти лесорубы и плотники получали энергию, поедая извлекаемых из раковин моллюсков — пресноводных или морских, свежих или чаще всего сушеных, которых можно было транспортировать в центр архипелага. Прибрежные поселения играли роль всего лишь сезонных лагерей, разбиваемых на время сбора и обработки обильных даров моря — петушков и устриц, раковины которых, кстати, представляли собой превосходное консервирующее средство. Поскольку содержащаяся в них известь нейтрализовала кислотность японских почв, кости животных и людей сохранялись в них лучше, чем в других местах (в наше время обнаружено более 2500 каидзука [раковинных куч]), что дает сравнительно простую возможность представить морфологию различных групп людей в эпоху Дзёмон — людей, в целом близких к современным аборигенам Хоккайдо (айну).

Таким образом, похоже, свалки раковин во множестве появлялись на побережьях Восточной Азии всякий раз, когда становилось теплей, словно бы люди, поспешно покидая свои стылые логова, вдруг открывали для себя богатства моря. Однако, может быть, это только иллюзия; чтобы получился другой образ, достаточно представить, что вода, поднимаясь, поглощала такие же кучи, только более ранние. Кстати, разве изучение этих отложений не позволяет археологам воссоздавать картину изменения береговой линии в течение веков? Во всяком случае, эти удачно подвернувшиеся кучи отходов дали возможность исследовать ежегодный режим жизни люден, живших в середине эпохи Дзёмон, три-четыре тысячи лет тому назад, до появления — за несколько веков до нашей эры — первых плодов еще зачаточного земледелия. Люди Дзёмон были прежде всего собирателями, сборщиками, подборщиками того, что соизволяла предложить им природа; а поскольку хозяйство оставалось натуральным, видимо, японская природа была щедрой!

Основу питания составляли каштаны, клубни и листья. Зимой в повседневной жизни надо было довольствоваться сухими продуктами или законсервированными в глиняных кувшинах; свежими продуктами могли быть только охотничьи трофеи, причем охотились в основном на кабанов и оленьих.