Читаем История Японии полностью

Но все когда-то заканчивается. Диктатура клана Токугава тоже вечной не оказалось. Пройдет еще пятнадцать лет с момента Осакского «рисового бунта» — и в императорском дворце Киото случится радостное событие. У императора Комэя родится сын, которого назовут Сатиномия — что в переводе означает «счастливый принц». Истории он известен под иными именами, но принц и в самом деле оказался счастливым: он благополучно дожил до восшествия на престол. И остался в истории, как один из самых масштабных и удачливых реформаторов мира.

Ну, а конфуцианский ученый Осио получал посмертные хвалы, ему посвящались литературные произведения и даже телефильмы. Он стал неудачливым героем — и уже хотя бы поэтому вызывает сочувствие. По крайней мере, в Японии.


Глава 37.

Культура периода Токугава

Над водопадом сосны притаились,

В разрывах облаков сияет день.

И кажется, что это лишь приснилось

Мне в городской привычной суете.

У водопада отцветает слива,

И с ветром опадают лепестки,

И журавли летят неторопливо,

А краски мира — ярки и легки.

И вновь покоем душу наполняет

Далекий мир, что часто снится мне…

А в темноте заманчиво сияет

Японский иероглиф на стене.

М. Астахова

Хочется быть предельно честным перед читателем: для более полного обзора культуры Японии периода Токугава потребуется весь объем этой книги. Поэтому слегка задержимся лишь на нескольких выдающихся явлениях.

Может показаться, что во время застойной диктатуры культура вообще не имеет права на существование: в лучшем случае ее заменяет прославление режима. Но это совсем не так, культура периода Хэйан вызревала в дворцовой теплице. Культура времен правления клана Токугава стала куда более народной. Если что-то и губит ее, так это безграничный рыночный либерализм, погоня за вкусами большинства (когда восприятие этого самого большинства опускается до самых глубин пошлости и глупости). Еще культуру может убить (пли ввести в состояние застоя) унылое интеллигентское восприятие действительности: «все уже сказано, все уже написано, нет ничего нового в этом мире». (А если и будет что-то «повое», то оно почти наверняка окажется сродни то ли «черному квадрату», то ли голому королю).

Ничего подобного при диктатуре клана Токугава не произошло и не могло произойти (скорее, гибель культуры или значительной ее части могла бы успешно обеспечить победа одного из восстаний).

Во-первых, японская культура тесно связана с традицией, и эту традицию волей-неволей поддерживало и правление сёгунов. Во-вторых, именно диктатура, не желая того, вызывает взлет мысли (как правило, это достаточно оппозиционные идеи). Ведь человека искусства, как правило, закаляет вечная борьба с сопротивлением окружающего мира. Отметим, что и лидер «рисового бунта» был все же философом. Имелась и третья причина: рост городов и городской культуры. Япония к моменту революции Мэндзи оказалось одной из самых урбанизированных стран, намного обойдя Россию.


Гравюры «укиё-э»

Печать с деревянных досок по «китайской науке» была известна в Японии едва ли не с периода Пара. Но в то время вряд ли кто-то мог предположить, что такая техника не только станет базой для особого вида искусства, но и принесет стране всемирную славу.

Лишь в XVII в. появилось особое направление в живописи под названием «укиё-э». Это буддийский религиозный термин, им может обозначаться и «суетный мир наслаждений», и «бренный мир». Иными словами, «укиё-э» — это отнюдь не вечная истина вроде Будды Русяны, а некий быстротечный уловленный художником момент. Тем интересней такое искусство.

А впоследствии значение даже расширилось: от «юдоли страданий» — к «повседневности», «земному миру», «миру любви и красоты» и даже к «моде».

Гравюры «укиё-э» отвечали не столько интересам аристократии, сколько городским сословиям, идущим ей на смену. Это как раз часть городской культуры времен правления клана Токугава. Но для нас это «популярное» и даже «приземленное» искусство выглядит загадочным и манящим.

Одним из наиболее выдающихся художников той поры был Кацусика Хокусай. Он прославлен прежде всего своими пейзажами. Наблюдение красоты природы свойственно японскому характеру. Серия «36 видов Фудзи» и сегодня видится едва ли не визитной карточкой Японии.

Впоследствии Хокусай работал и над произведениями историко-героического жанра.

Не меньшую известность получил и другой великий пейзажист Андо Хиросигэ. Он родился в самом конце XVIII в. в семье самурая, служащего пожарной команды сёгуна. После смерти отца и ему пришлось принять наследственный пост, хотя он хотел совершенно иного — рисования. И ему это, в конечном счете, удалось.

Перейти на страницу:

Все книги серии Историческая библиотека

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука