История имени

Лайт начал высчитывать, как давно его потеряли на студии. Начнет ли его искать Мишель? Сумеет ли он отрегулировать резервный флайер? Скорее всего, сумеет. Значит, Лайт должен успеть удрать от этих двоих в течение максимум трех суток. Но как?

Тут «самолет» как-то странно тряхнуло. Ланс на миг потерял привычные ориентиры в пространстве, а когда восстановил их, самолетик уже сбросил обороты и полз по мелководью. Дно было изумительно красивым. Лайтмен прильнул к иллюминатору: выдавить его, конечно, нельзя — хоть полюбоваться.

— Как ты думаешь, Стэнли, — сказал вдруг Смуглый по-русски, — может, возьмем этого с собой на Остров?

Лайт не вздрогнул, но на спине у него выросли уши. Русский он знал не так уж и плохо, как и еще две дюжины языков, впрочем.

— А что, и покормили бы заодно… Рыба им, поди, надоела…

— Ты думаешь, они станут жрать такого костлявого? Если только зашить его в кусок сала.

Ланс понял, что разговор о нем. Ну и шуточки…

Парочка вдруг как-то естественно, как будто, так было и надо, перешла на тот, другой, уже немного знакомый Лайту, мелодичный язык.

«Полиглоты проклятые, — подумал он. — Ну и трепались бы по-русски».

Перед глазами снова вспышками начали мелькать непонятные символы. Ланс начал вслушиваться и вдруг почувствовал, что улавливает общий смысл разговора. Не то чтобы знакомые корни, а просто, если следить за мелодией речи, в голове почему-то возникали более понятные образы… Двое явно обсуждали Иракский конфликт, причем обсуждали, как шахматную партию — проигрывая эндшпили и гамбиты.

Видно, на лице Лайтмена отразился интерес.

— Смотри-ка, — кивнул на него Стэн, — он, вроде бы понимает симворечь.

— Ну, разумеется, он всё понимает, кроме того, что делает, — фыркнул Смуглый, поднялся со своего странного кресла и шагнул к Лайтмену.

Тот инстинктивно выпрямил спину, напрягся.

— Боишься меня? — усмехнулся Смуглый. — Это хорошо.

Ланс выругался про себя. Смуглый с такой легкостью «читал» его эмоции, словно Лайт и не учился скрывать их всю жизнь.

Смуглый сел рядом с Лансом.

— Сейчас, — сказал он, глядя пленнику в глаза, — мы прибудем туда, куда бы мне совсем не хотелось тебя брать. Но так совпало. И даже может пойти тебе на пользу. Но. Давай договоримся так. Я знаю, что ты не в состоянии мне поверить, просто запомни: конкретно здесь тебе никто не сделает ничего плохого. — Он выдержал паузу и продолжал: — Я не стану запирать тебя на корабле. Не пытайся бежать. Бежать с Острова невозможно. Ты всё понял?

Ланс отвернулся к иллюминатору. Взгляд Смуглого он выдержал из принципа, но даже косвенно не хотел выражать свое согласие.

Смуглый бесцеремонно развернул голову Лайтмена:

— Надеюсь, что понял. Иначе мне снова придется взяться за ремень.

Пальцы разжались, и Лайт снова упрямо отвернулся. Его едва не трясло от отвращения. Давненько уже его за лицо руками не хватали!

«Нашел, чем пугать, — размышлял он, стараясь подавить бешенство. — Тоже мне — педагог-новатор. Ты еще пообещай щекотать меня до заикания».

Самолет покачнулся на приливной волне и лёг на песок.

— Пойдем, бродяжка, — сказал Смуглый и взял Ланса за плечо.

Тот внутренне поморщился от прикосновения, но выбора не было, и он спрыгнул вслед за Смуглым и Стэном в воду.

Перед ними за полосой мелководья лежал Остров: травянисто-песочное пятно на синей воде. И чем ближе они подходили к нему, тем сильнее небо спускалось вниз, и воздух густел в горле Лайтмена. Остров действительно был неприступным. Пленник даже не подозревал, что могут существовать психические защитные поля такой чудовищной силы. Остров дышал чужой волей — волей незнакомой и нечеловеческой. Ланс попробовал остановиться, но Смуглый крепко держал его за плечо. Упираться было бы смешно. Тем более нельзя было показывать своего страха. И Ланс побрел к Острову.

Мишель

Мишель на днях познакомился в Интернете с очень крутой парочкой. В чатах они подписывались «Любовники». Теперь он очень надеялся на встречу. Они намекнули на нее и, если он правильно разгадал их маневры, встречались «любовники» здесь.

Мишель решительно вошел в кафе и… чуть не задохнулся от дыма — не курил здесь, кажется, только гипсовый пасхальный зайчик на столе у бармена. Мишель закашлялся. За столиками начали смеяться.

Как тут искать тех двоих? Вот не думал он, что «любовники» — это совсем не шутка, а, похоже, банальная реальность.

— Вас кто-то звал сюда, юноша? — спросил из-за спины Мишеля ломающийся голосок.

— Только не ты, — буркнул Мишель. Не оборачиваясь и ругаясь про себя, он прошел к стойке. Ну, не уходить же с порога, в самом деле.

— Вы юноша или… — неслось ему в спину.

«Любовников» он выделил в толпе с первого взгляда. Только на этих двух мордашках не было печати тотальной деградации.

Они стояли в обнимку у стойки среди дюжины дураков с «нетрадиционными наклонностями».

— Я — Майк, — сказал Мишель белобрысому и показал миниатюрную татуировку — значок, которым подписывался.

Второй, миловидный, с каштановыми девичьими локонами и глазами жертвенного агнца, рассмеялся, демонстрируя здоровые зубы.

— Надо же, нашел. А я говорил тебе, Арчи, что в нем что-то есть.