История инакомыслия в СССР

Новые люди начали в самиздате дискуссию о будущем правозащитного движения и о его приспособлении к стоящим перед ним задачам, о преодолении недостатков, выявившихся в хельсинкский период. Эти проблемы волнуют не только правозащитников, но и активистов других движений и просто думающих людей, которым небезразличны судьбы страны. Среди участников дискуссии в самиздате есть и симпатизирующие правозащитникам и враждебные им - это определяется, как правило, общей установкой автора: в том, видит ли он благо в демократическом развитии СССР или отрицает его пригодность для советского общества. Далеко не всеобщим является признание правозащитного движения единственной силой, способной сыграть объединяющую роль разнородных оппозиционных элементов, стоящих на демократических позициях. Хельсинкский период, выявивший объединительную способность правозащитного движения, был слишком короток. К тому же многим заметнее была слабость движения и неприспособленность его деятелей к той ведущей роли, в которой они неожиданно для себя оказались, чем потенциальные возможности правозащитной идеологии в пестром советском обществе. Однако среди доброжелателей правозащитного движения почти единодушна вера в его неизбывность и заинтересованность в преодолении его слабостей. [389]

Неизбежным последствием расправы с открытыми ассоциациями было оживление надежд на подполье, особенно среди молодежи. Видимо, подпольные группы возникли в начале 80-х годов в провинции и даже в Москве, где их не было более 15 лет. О нынешних подпольщиках свидетельствуют листовки и надписи, появляющиеся время от времени. Так, в сентябре 1981 г. в Новочеркасске распространялись листовки с призывом

«… потребовать от нашего правительства не вмешиваться во внутренние дела других государств», [390]

а в годовщину Октябрьской революции в том же 1981 г. в Москве на улице Жуковского появились надписи: «Свободу Польше и Афганистану!» и лозунги против всевластия КПСС [391] - таких случаев известно немало.

С 1980 г. в самиздате вышло несколько документов программного характера. Они исходили от групп, название которых включает слова «демократия», «демократический», и которые не сообщают ни имен, ни даже численности своих членов, только место создания группы: Украина, [392] Прибалтика, [393] Москва. [394] Характерно, что в датированном июлем 1981 г. заявлении о создании в Москве «Инициативной группы за народную демократию» очерк истории независимого общественного движения начинается с 70-х годов и с открытых ассоциаций. Авторы заявления подпольной ИГ расценивают свой отказ от открытости и замену правозащитных целей политическими («установление народной демократии») как следующий, более совершенный этап движения инакомыслящих. Им просто неизвестно, что подпольные кружки были довольно широко распространены в СССР с середины 50-х годов и до середины 70-х и за 20-летие не оставили по себе никакого следа, что это - пройденный этап, не оправдавший себя.

Однако анонимность общественной деятельности стала свойственна в 80-х годах не только «зеленой» молодежи из-за ее неопытности - к анонимности вынуждены были прибегнуть после арестов их членов и некоторые открытые ассоциации.

После ареста основателей Христианского комитета Глеба Якунина и Виктора Капитанчука оставшиеся на свободе члены Комитета заявили, что он пополнился новыми членами, но назвали только их численность, не сообщая фамилий, так как справедливо полагали, что в противном случае новые члены Комитета тоже будут арестованы (см. стр. 183-186).

Московская Хельсинкская группа и Фонд помощи политзаключенным не делали таких заявлений, они просто отказались от формальной кооптации новых членов, хотя, конечно, и в эти ассоциации пришли новые люди на смену утраченным сотрудникам. Таким образом эти группы стали включать и объявленных и анонимных работников. Созданная летом 1980 г. правозащитная группа пятидесятников объявила лишь число своих членов, но не их фамилии (см. стр. 162-163) и т.д.

Правозащитники вовсе не настаивают на полной открытости всякой деятельности, они лишь утверждают, что открытая деятельность необходима для нравственного здоровья общества, без нее оно задохнется, и сами показывают пример подвижничества и самопожертвования ради продолжения такой деятельности даже в самых неблагоприятных условиях.

С тенденцией к уходу в подполье и к анонимности сосуществует неуничтожимое стремление к открытым формам общественной активности, рвущейся наружу, постоянно заталкиваемой внутрь усилиями карательных служб и все-таки не прекращающаяся.