История Индии

Однако в ведах, особенно в «Ригведе», есть гимны, потрясающие своим лиризмом. Многие из них посвящены прелестной богине утренней зари Ушас. Каждое утро она показывается людям, стройная, обнаженная, с телом, блестящим после купания. Другие посвящены богине ночи Ратри, чьи глаза — звезды — смотрят, как люди отправляются на покой, подобно птицам, летящим в свои гнезда. Даже в современных литературных переводах эти жемчужины описательной поэзии древнейших времен говорят о том, что арии были способны на большее, чем приземленные песни скотоводов и чванливых возничих боевых колесниц. Еще не существовало первых признаков цивилизации — прибавочного продукта, социальной и функциональной специализации, централизованной власти, урбанизации, — но народ вед уже достиг лингвистического мастерства и начал изучать логику построения этого замечательного языка.

Сейчас это даже более очевидно, чем собственно развитие и усложнение самих жертвенных обрядов, описанию которых посвящены веды. То, что переводы вед тяготеют к буквальности, связано с неясностью как имеющихся в них аллюзий, так и самого языка.

Видимо, они были неясны уже тем, кто начал впервые пытаться записать гимны, — такие попытки предпринимались неоднократно начиная примерно с 500 года до н. э. Другими словами, на протяжении примерно пяти столетий десять тысяч стихов «Ригведы» заучивались наизусть и читались по памяти. Это не означает, что они претерпели значительные изменения, как раз наоборот. Для того чтобы жертвоприношение было успешным, его звуковое сопровождение — слова, их произношение, даже интонации — должны были сохраняться неизменными. И наоборот — испорченный слог или импровизация в коде могли привести к плачевному результату. Подобно волшебнику, забывшему заклинание, молящийся боялся, что при ошибке жертвоприношение может обернуться против него и навлечь все те беды, которые он старался предотвратить.

Так, по крайней мере в теории, считали те, кто взвалил на себя ответственную ношу сохранения заученного знания, чтобы выступать посредниками в общении людей с богами. Вероятно, уже даже они больше не использовали усложненные конструкции ведийского санскрита в ежедневной практике и не были уверены в смысле ряда гимнов. В конце концов, затемнение смысла было в их интересах — как все специалисты в мире, они понимали, что использование непонятных слов при проведении обрядов должно считаться обязательной частью тайной науки и производить сильное впечатление на простого человека. Исходно такими посредниками могли быть певцы, шаманы. мудрецы-предсказатели («риши»), причем не обязательно арийского происхождения. Их значение возрастало по мере того, как люди начинали вести все более оседлый образ жизни, что требовало освоения новых методов ведения хозяйства. Люди стали понимать, насколько они уязвимы перед лицом стихийных бедствий и эпидемий. Требовались все более тщательно разработанные жертвоприношения и, соответственно, все более узкие специалисты для их проведения. Так при всеобщей поддержке барды и шаманы прошлого постепенно превратились в касту жрецов — брахманов.

Отношения с богами могли оказаться для ариев даже более важными, чем отношения с врагами. Жертвоприношения и сопровождавшие их сложные обряды были обязательными и взаимно важными. Боги зависели от силы ариев, а арии — от богов. Без эффективной помощи богов их скот бы умер, враги победили бы их отряды и свергли предводителей. Это не было вопросом могущественного, но отдаленного сверхъестественного воздействия. Боги и люди были одинаково вовлечены в поддержание шаткого космического равновесия. Поэтому и у тех и у других имелся неподдельный, жизненно важный интерес к делам друг друга. Тесный союз между ними был необходим.

Брахманы в «Ригведе», как вышеупомянутый Кашки-вант, одинаково восхваляют как силу и щедрость своих покровителей, так и могущество богов. Исходно, видимо, покровителями были главы кланов, «раджанья», ибо именно они (а не брахманы) составляли тогда элиту общества. Такое положение изначально определялось их главной ролью и в ведении боевых действий, и в определении путей сезонных миграций. Но по мере перехода к оседлой и спокойной жизни значение «раджанья» уменьшалось. Все чаще глава клана для поддержки своего авторитета обращал взор не на поле битвы, а на брахмана. Опасности и издержки, неизбежные в сражении, заменялись риском, присущим жертвоприношению, и связанными с ним расходами. Как сражение, так и жертвоприношение показывали степень благорасположения богов к радже и тем укрепляли его права на власть.