Не успели прокурадоры Кайседо и Кольменарес поднять паруса и покинуть Дарьен, как среди оставшихся вспыхнули сильные ссоры и разногласия; товарищество и согласие без уважения к богу редко бывают прочными, в особенности же когда речь идет о скупцах и корыстолюбцах, какими были испанские солдаты; эти раздоры, ставшие причиной многих бед и несчастий, были наказанием господним для грешников. Бартоломе Уртадо, к которому Васко Нуньес особо благоволил, одаривая его своими милостями, возгордился его покровительством и начал высокомерно обращаться с другими солдатами, которые были о себе не менее высокого мнения, чем он о себе. Это возбудило среди солдат ненависть к Уртадо и неудовольствие Нуньесом. Дело дошло до того, что, избрав своим вожаком Алонсо Переса де ла Руа, одного из тех, кто более других считал себя обиженным и оскорбленным, они сговорились лишить должностей и арестовать Нуньеса и его ближайшего помощника Бартоломе Уртадо. Но Васко Нуньес, всегда проявлявший предусмотрительность, опередил их и на этот раз; он взял под стражу Алонсо Переса, которого недовольные собирались поставить на его место. Заговорщики тотчас же взялись за оружие, чтобы силой освободить своего главаря; в ответ и Васко Нуньес собрал тех из своих друзей, которые еще не покинули его, и вывел их, вооруженных, на улицу. Столкновение и резня казались неизбежными, но в обоих станах оказались люди благоразумные, заявившие, что не видят смысла убивать друг друга, находясь во враждебной стране; ведь кто бы ни вышел победителем в этой междоусобице, он неизбежно стал бы затем жертвой индейцев. В тот день спор не перешел в драку, и после того как Васко Нуньес освободил Алонсо Переса, все поклялись не усугублять вражду. Но ненависть осталась в сердцах этих великих грешников, презревших имя господне, и если не все солдаты, то, по крайней мере, часть их вскоре нарушила клятву, и однажды им удалось арестовать Бартоломе Уртадо. Правда, с помощью посредника он был в тот же день освобожден, но слепая их ненависть друг к другу сохранилась, ибо тот, по чьей воле все испанцы действовали, стремился, чтобы они перебили друг друга. Сговорились солдаты между собой взять Васко Нуньеса под стражу якобы за то, что тот не по справедливости разделил между ними награбленное золото и захваченных в плен рабов; они вознамерились отобрать у него 10 000 кастельяно для того, чтобы поделить или переделить их между собой так, как они считали справедливым. Васко Нуньес, предупрежденный об этом, той же ночью покинул Дарьен, отправившись как будто на охоту; он надеялся, что вскоре к нему присоединятся те, кто сочтет себя обделенным. Так оно и случилось, ибо, захватив 10 000 кастельяно, бунтовщики распределили их так, как сочли необходимым, и некоторые из нижних чинов получили больше того, что заслуживали, а другие, которые были более достойны или, по крайней мере, сами считали себя более других достойными, оказались обделенными. Все это породило недовольство и обиды; обиженные перешли на сторону Васко Нуньеса и с оружием в руках, громко кляня обидчиков, принялись требовать расправы над ними. Они арестовали Алонсо Переса, некоего баккалавра Корраля и других вожаков и заключили их в тюрьму, поставив надежную охрану. Беспорядки и раздоры день от дня усиливались и грозили перерасти во всеобщее побоище; но в это время в порт вошли два корабля с 150 испанцами и продовольствием на борту под командованием некоего Кристобаля Серрано, посланного с Эспаньолы Адмиралом и королевскими судьями на помощь обитателям Дарьена. Говорят, что казначей Пасамонте, который будто бы обладал правом от имени короля назначать губернаторов и военачальников на континенте по собственному усмотрению, прислал с капитаном приказ о назначении Васко Нуньеса капитан-генералом{58}
всех тамошних земель. Трудно поверить, чтобы король пожелал столь открыто и решительно нарушить привилегии Адмирала, но, с другой стороны, я бы не удивился, если бы так оно было и на самом деле, ибо король никогда не проявлял особого благорасположения к Адмиралу, а Пасамонте, королевские судьи и чиновники с Эспаньолы и другие приближенные короля старались лишить Адмирала власти, трудно сказать точно, по какой причине, но, по-видимому, потому, что преследовали свои личные цели и, не желая признавать его выше себя, намеревались сами управлять с выгодой для себя островами и прочими землями Индий. На самом же деле в силу привилегий, которых удостоился своими деяниями его отец, только Адмирал обладал правом назначать губернаторов и военачальников, по крайней мере в те времена, ибо сейчас уже всем очевидно, что отец Адмирала фактически был лишен своих владений и прав командором Бобадильей, и все же и до сих пор не принято твердого решения в отношении привилегий Адмирала. Трудно описать радость и счастье, какие испытал Васко Нуньес, узнав о том, что отныне он возвышен до поста капитан-генерала властью короля или тех, кто действовал от его имени; ведь до сих пор он удерживал узурпированную им власть над испанцами силой и хитростью. Радость его возросла еще более от того, что подкрепления и провиант давали ему наилучшие возможности осуществить свои планы и продолжать грабежи, разорение и покорение индейцев. Вот почему он довольно благосклонно отнесся к просьбам в награду за добрые вести освободить арестованных; он дал согласие, и арестованные вышли на свободу, а те, кто до того желал Васко Нуньесу зла, примирились с ним. Затрудняюсь сказать, было ли это примирение искренним или притворным, ибо миряне, погрязшие в грехах и враждующие с богом, редко сердцем стремятся к миру и согласию, даже если своим поведением и разговорами тщатся подчеркнуть подобное стремление. Очень скоро, однако, великая радость, которую пробудили в Васко Нуньесе назначение капитан-генералом и прочие приятные вести, испарилась. По-видимому, те же корабли доставили ему письма из Кастилии (в те времена никто из Кастилии не направлялся прямо на континент, минуя острова) и от Самудио, посланного прокурадором в Кастилию после отплытия Ансисо, и из писем его или других лиц Васко Нуньесу стало известно, что король, получив жалобы Ансисо и известие о гибели Никуэсы, был крайне возмущен его поведением и приговорил его к возмещению всех расходов и ущерба. Так что радость Васко Нуньеса сменилась печалью; с этого момента он каждый день ждал своего падения и мрачно дожидался прибытия со дня на день из Кастилии того, кто должен будет его сместить и наказать.