О серьезной озабоченности Конгресса этой проблемой свидетельствует его пропагандистская работа в прессе на местных языках, где разъяснялась важность признания неприкасаемых в качестве составной части индусской общины и пагубность их дальнейшего отчуждения для ее судьбы. В этой связи Лала Ладжпат Рай писал: «Не может быть никакой солидарности, никакого единства нации до тех пор, пока угнетенные классы пребывают в таком положении. Они должны занять достойное место в социальной иерархии». И если высококастовые индусы не помогут им, продолжал Рай, то их не в чем будет упрекнуть, если они отойдут от индуизма и присоединятся к тем, кто не имеет к нему отношения[301]
.Вопрос – на чьей стороне будут неприкасаемые – был совсем не праздным. Как и Конгресс, Мусульманская лига тоже рассчитывала на их поддержку. В свою очередь, лидер неприкасаемых Амбедкар добивался политической самостоятельности неприкасаемых и считал, что шагом в этом направлении может быть создание отдельной избирательной курии для них.
По мере усиления борьбы за влияние среди неприкасаемых со стороны антибрахманских движений, христианских миссионеров, Мусульманской лиги и английской колониальной администрации лидеры Конгресса были вынуждены круто изменить свое отношение к их социальной дискриминации. В декабре 1917 г. на сессии партии в Калькутте была принята резолюция, в которой признавались «срочность, важность и необходимость освобождения угнетенных классов от всех ограничений, связанных с существующим обычаем». В марте 1918 г. Тилак выступил на конференции «угнетенных классов» в Бомбее с требованием отказаться от практики соблюдения неприкасаемости как болезни, от которой надо излечиться. В работе «Эмансипация неприкасаемых» он писал: «Грешно перед богом говорить, что человек неприкасаем, когда бог не воспринимает его таковым… Индуизм вобрал в себя шудр, разве он не в состоянии сделать то же самое и с неприкасаемыми». Однако Тилак не поддержал Всеиндийский манифест против неприкасаемости, который подписали другие лидеры Конгресса[302]
.Как и большинство индийских духовных и политических лидеров, которые выступали за реформирование отношений в индусском кастовом обществе в пользу большего равноправия всех кастовых групп, Тилак не отказывался при этом от главного – четырехварновой системы. Почти все видные лидеры национально-освободительного движения, философы и реформаторы действовали в рамках веданты или большой санскритской традиции – самой влиятельной религиозно-философской традиции в Индии. Всех их объединяло то, что в стремлении реформировать и осовременить индуизм они никогда не посягали на его «святая святых» – систему четырех варн, а лишь по-разному ее толковали[303]
. До прихода Ганди в руководство Конгресса среди реформаторов действовали две группы. Одна придерживалась мнения, что одновременно с развертыванием национально-освободительного движения следует заниматься реформами в социальной сфере для высвобождения энергии женщин и низших каст (ярким представителем этой группы был М.Г. Ранаде). Другая группа считала, что нужно ограничиться политическими реформами на основе борьбы за традиционные ценности индийского общества (главным среди этих реформаторов был Тилак).Начиная с 1920-х годов на смену ортодоксальному брахманизму Тилака приходит более утонченный, патерналистский подход к вопросам кастовой дискриминации, который возобладал в руководстве Конгресса. Он получил свое дальнейшее развитие в идеологической и политической деятельности Махатмы Ганди, который сумел объединить оба течения общественной мысли и соединить социальное реформаторство с политической борьбой за национальное освобождение от колониального гнета. Он говорил, что в борьбе за свободу должны участвовать все, независимо от пола, религии, касты и социально-классовой принадлежности.
Историческая заслуга Ганди состоит в том, что он впервые в истории Индии обратился к широким народным массам. Особое внимание он уделял вовлечению всех слоев индийского общества в борьбу за национальное освобождение Индии. Свою работу среди низов Ганди начинал не с чистого листа. Он во многом продолжил то, что было сделано его предшественниками–реформаторами индусского общества. Но он поднял эту работу на качественно иной – массовый уровень, обратившись к огромному слою традиционно угнетенных и обездоленных людей. В основе представлений М.К. Ганди о демократии лежало его служение и самопожертвование, что предусматривало использование морального давления. Себя он считал «прирожденным демократом». «Я заявляю это, – говорил Ганди, – если только полное отождествление с беднейшими мира сего, желание жить не лучше их и сознательное стремление приблизиться в меру своих способностей к этому уровню дают человеку право сделать такое заявление»[304]
.