Как уже говорилось, во втором и третьем десятилетиях XIX в. эксплуатация яванского крестьянства с введением земельного налога на «голландских» (государственных) землях усилилась. Налог приносил растущие доходы колониальному государству: 3,5 млн гульденов в 1814 г.; 4,6 млн — в 1821 г.; около 7 млн — в 1824 г. Но росли и недоимки, только в 1817 г. составлявшие 2 млн гульденов. Фискальный аппарат безжалостно выколачивал их из крестьян.
Положение населения на княжеских землях Центральной Явы (карта № 18) было не легче. Они облагались множеством феодальных повинностей: подушная подать, налоги на дом, скот, поборы за пользование ирригационными сооружениями, дорогами, мостами, базарная пошлина. Монополию на последнюю и на торговлю опиумом присвоило колониальное правительство. Прочее выплачивалось феодалу, десятина с урожая — мусульманскому духовенству. При этом большинство налогов сдавалось в откупа, целая иерархия паразитов — откупщиков и суботкупщиков [80]
— наживалась за счет крестьян. Другим тяжким бременем были разнообразные барщинные повинности: безвозмездный труд на феодала-землевладельца, на султана (сусухунана), «на общинные нужды». К ним добавилась еще и работа на европейского или китайского плантатора, который, арендовав земли, тем самым приобретал феодальные права на сидящих на них крестьян. Последние осуществляли все работы, связанные с возделыванием, сбором урожая культуры, ее транспортировкой, а также огораживали и охраняли плантацию, подводили к ней дороги, снабжали плантатора дровами и т. п. За этот тяжкий труд крестьянину оставлялся рисовый клин, урожай с которого считался его достоянием.Неудивительно, что при столь выгодных для плантаторов условиях число заключенных контрактов на аренду земли у феодалов, например, в Джокьякарте, с 1818 по 1823 г. удвоилось. Территории плантаций бурно расширялись. Поэтому декрет фан дер Капеллена (1823) о запрещении аренды частным капиталом земель княжеств и расторжении уже заключенных сделок был и для плантаторов, и для феодалов подобен грому с ясного неба. В декрете подчеркивалась неправомочность князей как ленников государства Нидерландская Индия сдавать землю в аренду без согласия верховного собственника. Содержание декрета и перспектива расторжения сделок не только унижали яванских феодалов, но и разоряли их: арендаторы потребовали возместить им не только реальные убытки, но и ожидавшиеся прибыли с арендованных массивов, предъявили счета на фантастические суммы. Между тем феодалы уже растратили полученные авансы. Согласительная правительственная комиссия около года улаживала возникшие конфликты. Ради выплаты феодалы резко усилили поборы с крестьянства. Таким образом, декрет 1823 г. больно ущемил интересы практически всех слоев населения в княжестве.
Наиболее напряженной была ситуация в княжестве Джокьякарта. Среди дополнительных раздражающих население факторов были проголландский курс опекунов несовершеннолетнего султана Джарота[81]
(1818—1822) и навязанная колонизаторами реформа, ужесточающая налоговую систему. Недовольные массами стекались в г. Джокьякарту за защитой и помощью к старшему брату Джарота по отцу — принцу Дипонегоро[82], который славился умом, справедливостью, чувством глубокого патриотизма и независимым нравом. Он был известен как глубокий знаток ислама. Принц проявил себя как поборник ваххабизма, ригористской мусульманской ортодоксии. Вместе с тем он был привержен суфизму (мусульманскому мистицизму). Наконец, глубокое воздействие на его духовное формирование оказала яванская старина, вера в возможность возрождения Маджапахита, мессианские представления массового сознания о грядущем пришествии справедливого правителя —Каплей, переполнившей чашу терпения принца, стало кощунственное решение колонизаторов проложить новую дорогу через участок имения Дипонегоро, где находились могилы его предков. Посовещавшись с единомышленниками, принц бросил клич к оружию. На его зов откликнулись тысячи крестьян. Встревоженные голландцы потребовали, чтобы принц явился с объяснениями, но, не дожидаясь ответа, 20 июля 1825 г. напали на имение Дипонегоро. Началась война.