История инквизиции

Пропасть между мирянами и духовенством стала еще шире, когда для всех служителей алтаря стал обязательным обет безбрачия. Сделавшийся почетным в половине XI столетия и ставший обязательным после упорной столетней борьбы, целибат, резко отделив священников от мирян, всецело закрепил за Церковью ее обширные владения и предоставил к ее услугам бесчисленную армию служителей, честолюбивые стремления которых не выходили за пределы ее интересов. Человек, посвящавший себя служению Церкви, переставал быть гражданином; он не имел ни забот, ни семейных связей; Церковь была для него новым отечеством, и интересы ее были его интересами. А в качестве возмещения того, чего они лишились, служители Церкви получали уверенность в завтрашнем дне и освобождались от всех мелочных забот о хлебе насущном; от них требовалось лишь одно – не выходить из повиновения.

* * *

Кроме того, Церковь принимала в ряды своих служителей любого человека, не интересуясь ни его происхождением, ни его социальным положением. В феодальном обществе с его классовыми перегородками возвышение и переход из одного сословия в другое были почти невозможны. Правда, и в Церкви происхождение облегчало доступ к высшим должностям, но все же в ней можно было выдвинуться благодаря энергии и природным дарованиям, несмотря на низкое происхождение. Происхождение Пап Урбана II и Адриана IV точно неизвестно; Александр V был из нищей семьи; Григорий VII был сыном плотника; Бенедикт XII – сын булочника; Николай V – бедного доктора; Сикст IV – крестьянина; Урбан IV и Иоанн XXII были сыновьями сапожников, а Бенедикт XI и Сикст V – сыновьями пастухов. Просматривая церковные летописи, мы видим, что они полны имен людей, которые вышли из низших слоев общества и достигли высших ступеней в церковной иерархии.

* * *

Церковные принадлежности XI-XII вв. (футляр для креста и крест).

Таким образом, Церковь постоянно обновлялась притоком свежей крови, и, в то время как скипетры и короны зачастую попадали в руки людей неспособных, слабых, династии которых вырождались, Церковь черпала новые силы из неиссякаемого источника благодаря тому, что двери ее были открыты тем, кому доступ в высшие слои общества через другие сословия был недоступен. Звание священнослужителя было несменяемо; обеты, произнесенные священником, были вечны; монах, вступивший в монастырь, мог выйти из своего ордена только для вступления в орден с более строгим уставом. Итак, воинствующая Церковь была как бы армией, расположившейся лагерем на христианской земле; у нее всюду были аванпосты; она была подчинена суровой дисциплине; все воины ее сражались за одну и ту же идею, были одеты в непроницаемые латы и вооружены грозным оружием, поражавшим не только тело, но и душу. Главнокомандующий подобной армии, приказания которого к тому же воспринимались как веления самого Бога от Португалии до Палестины, от Сицилии до Исландии, мог позволить себе строить и исполнять самые грандиозные и далеко идущие планы.

«Князья, – говорил Иоанн Салисберийский, – получают свою власть от Церкви и суть слуги священнослужителя».

«Самый последний священник стоит дороже любого короля!» – восклицал Гонорий Отенский. - Князья и народы подвластны духовенству, сияние которого выше их сияния настолько, насколько блеск солнца выше блеска луны".

А Папа Иннокентий III заявлял, что власть духовная настолько выше власти светской, насколько душа выше тела; а свою власть и свое значение он ставил так высоко, что провозгласил себя наместником Христа, помазанником Бога, существом, стоящим на полдороге между Богом и человеком, низшим в сравнении с Богом, но высшим в сравнении с человеком, "тем, кто судит всех и не судим никем".

* * *

Все средневековые преподаватели учили, что Папа был верховным владыкой всей земли, что он господствовал над язычниками и неверными в равной мере, как и над христианами. Правда, эта столь гордо заявлявшая о себе власть была причиной многих зол, но тем не менее для человечества было счастьем, что в эту дикую эпоху существовала нравственная сила, которая не давала преимуществ ни от рождения, ни по приобретении военной доблести и которая могла призывать к повиновению Божеским законам королей и знатных людей даже тогда, когда призыв этот исходил из уст сына простого крестьянина.

Так, все видели, как Папа Урбан II, француз, происходивший из низших слоев общества, осмелился отлучить от Церкви своего короля Филиппа I за прелюбодеяние, и на глазах всех нравственное начало и вечная правда восторжествовали в ту эпоху, когда для абсолютного монарха все считалось дозволенным.

* * *