Во время всех этих проволочек Карл VII не сделал ничего, чтобы спасти женщину, которой он был обязан короной. В течение долгого дела, возникшего после этого, он даже не просил Евгения IV или Базельский собор перевести дело на их суд, тогда как было бы трудно отказать ему. Партия мира при дворе во главе с любимцем короля и недоброжелателем Девы Ла-Тремуйлем не желала, чтобы героиня получила свободу; слабый себялюбивый монарх предал Жанну.
Девственница под сильной охраной, чтобы она не ускользнула при помощи какого-либо чародейства, была переведена из Мариньи в замок Больё, а отсюда в замок Боревуар. Два раза она пыталась бежать. Раз ей удалось запереть в свою камеру стражников, и она убежала бы, если бы тюремщик не заметил ее и не схватил. Затем, когда она узнала, что будет выдана англичанам, то с отчаянья бросилась с высоты своей башни в ров. Ее голоса запретили ей это, но она заявила, что предпочитает смерть плену у англичан; впоследствии ей поставили в вину эту попытку самоубийства. Ее подняли в бессознательном состоянии, но она быстро поправилась. Ее везли в Руан, закованную в цепи, и заключили в тесную темницу, где стражники наблюдали за ней день и ночь. Она была выдана Церкви, а не светским властям, и ее должны были запереть в церковную тюрьму, но англичане купили свою добычу. Охрана пленницы была поручена Варвику.
Пьер Кошон не торопился начать дело. Прошел целый месяц; в Париже были недовольны этим. Столица, всецело стоявшая на стороне англичан, питала к Жанне особую ненависть за то, что Девственница обещала во время осады разрушить город и перебить жителей, и за то, что успехи Жанны вызвали блокаду города. Эта ненависть сказалась устами докторов университета, которые уже с самого начала преследовали Жанну с неутомимой жестокостью. Они послали 21 ноября Кошону письма, в которых упрекали его за медленность, с которой он приступал к делу; в то же время они просили английского короля, чтобы дело разбиралось в Париже, где легко можно было найти много ученых богословов. Однако Кошон, ознакомившись с данными, на которых ему приходилось основывать преследование, увидел их слабость. Он был занят сбором сведений обо всех мелочах из жизни Жанны, на которых можно было основать обвинение. Юрисдикция Кошона имела силу, так как обвиняемая была взята в плен в епархии Бовэ; но прелат в то время был изгнан из своей епархии; от него требовали, чтобы он вел дело не только в другой епархии, но даже в Другой провинции. Архиепископство Руанское было вакантно, и Кошон обратился к членам капитула с просьбой разрешить ему устроить заседания духовного суда в пределах их судебного округа. Просьба была удовлетворена, и епископ выбрал экспертов, которые бы приняли участие в деле в качестве асессоров. Университет послал ему большое число таких экспертов, причем все расходы приняло на себя английское правительство; но труднее было найти соучастников среди прелатов и докторов самого Руана. На одном из первых заседаний один из них, Николай Гуппеланд, прямо заявил, что ни Кошон, ни другие судьи, принадлежащие к партии, враждебной Жанне, не имеют права заседать, тем более, что обвиняемая была уже допрошена архиепископом Реймса, которому подчинена была епархия Бовэ.