История Ирана и иранцев. От истоков до наших дней

Душа умершего, раван (урван), лишена всякой способности к общению и обречена оставаться неподвижной и бесчувственной рядом с телом трое суток «в опасной ночи» (Kellens, 1995, «L'âme», p. 24). Потом её будит освежающий или обжигающий ветерок, она приходит в сознание, то есть вновь обретает утраченные способности, — она видит перед собой даэну (даяну); она заговаривает с ней, та отвечает. И вскоре душа за ней следует. Даэна — это женщина. Если душа праведна, это очаровательная девушка пятнадцати лет, в возрасте цветущей красоты, согласно Авесте, «сияющая, белорукая, крепкая, красивой внешности, стройная, высокая, с упругими грудями, с тонким телом», и душа спрашивает её: «Кто ты, дева, в каковой я вижу прекраснейшую из дев?». Та отвечает: «Я твоя вера», то есть твоя верующая душа. И добавляет: «Поскольку ты хорошо мыслил, хорошо говорил, хорошо действовал, то, когда я была любима, ты делал меня любимее, когда я была красива, ты делал меня красивее, когда я была восхитительна, ты делал меня ещё восхитительней». Если душа неправедна, грешна, это старуха, отвратительная, грязная, или ещё более ужасающая молодая особа. Душа задаёт ей тот же вопрос, и та, после того как представится, сказав: «Я — твои дурные мысли, твои дурные слова, твои дурные дела», заявляет ей: «Поскольку ты дурно мыслил, дурно говорил, дурно действовал, то, когда я была презренной, ты делал меня ещё презренней...». Эта женщина, прекрасная или ужасная, — это сам покойник, одна из его душ, возможно, главная, её женское начало, её «собственное Я, которое ей предсуществует [...], но которое в то же самое время есть результат религиозной деятельности души в земной жизни» (Eliade, I, 344), моральная ценность жизни, прожитой каждым. Так обе души узнают друг друга, соединяются, и это узнавание, это соединение возвращает покойнику способность двигаться. Из некоторых версий мифа, как будто древних, не лишённых эротизма, в которых девушка немедленно становится женщиной и беременеет (Journal Asiatique, 1995, 1996), похоже, можно заключить, что эта встреча подразумевает и кровосмесительный союз двух начал, мужского и женского. Но, на наш взгляд, в высшей степени важно и показательно то, что даэна тем или иным образом, в различных рассказах, всегда становится проводником равана по дорогам потустороннего мира, влечёт его к Богу почти в точности так же, как Беатриче поведёт Данте к свету. Она ведёт его к мосту Чинват, «Сортирующему», узкому мосту, перекинутому через бездну, куда падают прóклятые. «Она бросает грешную душу во мрак, она переводит через мост душу праведника, которая поднимается за ней дальше. Душа делает три шага, проходит три этапа, достигает сначала сферы благих мыслей, потом сферы благих слов и, наконец, сферы благих дел, потом она делает четвёртый шаг и вступает в сферу бесконечного света, где царит вечная радость». Как будто всё сказано. Не абсолютно всё, потому что маздеизм добавляет к этому грандиозному образу загробного мира суд над умершими, который вершат Митра и сам Ахурамазда и который трудновато вписать в этот контекст.

Смерть и разложение тела — высшее выражение зла, его мнимый триумф. Но, поскольку зло должно быть уничтожено, будет уничтожена и смерть, и в конце времён покойник воскреснет. Воскресение тел, о котором никогда не говорилось с большей определённостью, чем в Бундахишне, но которое выглядит признанным догматом, — конечно, важная и новая концепция, порывающая с идеей пребывания умерших под землёй, в Шеоле и Аиде, где мёртвые ведут скрытую и неясную жизнь, концепция, к которой часто обращаются историки, чтобы понять, что поздний иудаизм, христианство и ислам заимствовали в Иране. Маздеисты считают, что это воскресение произойдёт в конце времён, и иногда связывают его с приходом Саошьянта, Живущего, Спасителя, предсказанным Заратуштрой (яшт 19).

Финальное обновление совершается в основном с помощью вечного огня. Идти в вечный огонь значит идти не на вечную муку, как в христианстве, а к обновлению. Ад и рай служат наградой или наказанием праведникам и грешникам, но их существование преходяще, они есть, только пока человечество борется с силами тьмы, живёт в линейном времени, которое однажды закончится. Если праведник спасён с момента кончины и навсегда, если тот, чьи добродетельные и грешные деяния уравновешивают друг друга, ждёт в хаместагане, подобии чистилища, то и неправедный, создание Ахурамазды, не проклят навеки. Он проклят только на время. Претерпев свою кару, злодей вернётся к Богу. Мир завершит существование в пожаре, который часто называют «испытанием расплавленным металлом» и который будет для одних «как тёплое молоко», для других тремя ужасными сутками страдания — страдания, которое, таким образом, станет искупительным (Gignoux, 1968). После этого ад будет разрушен, Ахриман окончательно побеждён, а потом уничтожен, мёртвые вернутся к жизни и воссоединятся в раю со всеми людьми, с Ахурамаздой, Амеша Спента и богами.