История Ирэн. Гнев (СИ)

Князь выразил желание встретиться с Голдеевым и с Красновой. И Гайко послал слугу с просьбой прибыть в дом наместника для встречи с князем Ставровским.

В это время и зашёл в кабинет Андрей Забела, а за ним супруга наместника.

Забела знал, что Ставровский не ладит с императором, это не обсуждалось широко, но близкие друзья Александра об этом знали. Для всех остальных князь был человеком приближённым к трону, причём уже не первый год. Его очень ценил отец нынешнего императора, но с его гибелью ситуация поменялась.

Пока Прасковья Валуевна расспрашивала князя о столичных новостях, Забела решил откланяться и поехать на мыловаренную фабрику, чтобы не оставлять Ирэн без присмотра.

Вскоре в дом наместника прибыл фабрикант Голдеев. Михаил Григорьевич был обрадован столь высоким вниманием. Ставровский решил говорить с ним с глазу на глаз, и Голдеев сначала даже не сообразил, что тот у него спрашивает. А спрашивал князь о технологии, по которой производятся спички.

Голдеев не ожидал, что сам глава государственного совета будет интересоваться таким вопросом. И от растерянности ответил, что не может, по условиям «привилегии», выдавать такую информацию.

Князь разозлился, встал во весь свой рост и ширину, и высказал, что из-за таких как Голдеев, Стоглавая никогда не станет сильной, что такие как Михаил Григорьевич думают только о своей наживе, а не радеют об Отечестве, а у Голдеева, после этих слов, «вся жизнь перед глазами промелькнула». И он уже подумывал о том, что ничего страшного, если он предоставит князю документ, это же сам князь Ставровский, не кто-то там.

И уже даже раскрыл рот, как дверь открылась и в неё торжественно вошёл Мирослав Мирославович, в руках он держал большой конверт.

— Простите, что врываюсь, но у меня радостное известие, — улыбаясь и показывая всем конверт, на котором была видна императорская печать, сказал Гайко

Голдеев встал, намереваясь уйти, но наместник его остановил:

— И вас это тоже касается, Михаил Григорьевич

Мирослав Мирославович достал из конверта папку, открыл её и вручил Голдееву со словами:

— За службу Отечеству вам Михаил Григорьевич император лично подписал присвоение баронского титула, с выделением земель в Новгородском уезде.

Голдеев, который уже успел «попрощаться» не только со своим делом, но и с жизнью, обессиленно рухнул на стул

Гайко даже испугался за него:

— Ну что вы, Михаил Григорьевич, я понимаю, радость, не переживайте, вы теперь аристократ и детки ваши тоже.

Если бы кто-то из них в этот момент взглянул на Ставровского, то, вероятно, подумал бы, что у того случился инсульт, потому как лицо князя перекосило весьма странным образом. Так, как если бы он не просто увидел что-то неприятное, а ему предстояло это съесть.

Но ни Гайко, ни Голдеев не смотрели на Ставровского, а когда Гайко отпустил обрадованного таким поворотом событий Михаила Григорьевича, князь уже вполне владел собой.

Вошёл слуга и доложил, что помещица Краснова прибудет только к вечеру. А вошедшая вслед за слугой Прасковья Валуевна, сообщила, что комнаты готовы и князь может передохнуть.

Князю и его племяннику выделили смежные покои, поэтому раздосадованный Ставровский выслушивал не менее раздосадованного Балашова.

Тот, распалившись рассказывал, что граф Забела совсем обнаглел.

А князь размышлял, неужели это Виленский попросил Забела присмотреть за супругой или Шувалов. И тот и другой вариант князю не нравились. Про себя он подумал:

— Ну что ж встретимся с Красновой, а там видно будет. В любом случае завтра надо уезжать.

Лидия Артамоновна приехала к ужину, её громкий голос сразу всколыхнул сумерки в доме наместника. Расцеловавшись с Прасковьей Валуевной, раздав подарки дочерям наместника, она прошла в зал, где уже был накрыт стол.

Ставровский знал, что это вдова знаменитого атамана Краснова, и находится она под личным покровительством казачьего войска.

Ужин прошёл весело, Лидия Артамоновна рассказывала смешные истории из жизни местного общества. А после ужина, Ставровский попросил её на беседу.

Вот только не учёл князь, что вдова атамана не фабрикант Голдеев, и получив прямой отказ, попытался надавить на Лидию Артамоновну, но та лишь усмехнулась и сказала:

— Самое страшное для меня уже случилось, и я вас не боюсь, но помните, что в моём лице вы угрожаете всем вдовам атаманов, погибших за Отечество.

Развернулась и вышла из кабинета. И вскоре с улицы послышался свист, конное ржание и топот копыт. Со двора выезжала казачья сотня.

* * *

А Ирина ни о чём не подозревала. Вместе с Аристархом Викентьевичем и Софьей они подбирали состав для синтеза хлорбензола. Уже стемнело, но остановиться они не могли.

И произошло сразу несколько интересных событий: приехал казак от помещицы Красновой и передал приглашение для Ирэн и её людей переночевать у неё в городском.

Фабрикант Голдеев прислал записку на имя Ирэн, от наместника пришла записка для графа Забела, а ещё на мыловарню приехал Лопатин.

Ирэн, узнав, что отец приехал из поместья, сразу выбежала из лаборатории:

— Что случилось? Дома всё в порядке?