История искателей сокровищ

Что ж, мы снова пошли по грязной улице и попали в очень скучное место. Там в застеклённой кабинке, похожей на музейную витрину, сидел человек, который велел нам написать, как нас зовут и по какому мы делу. Освальд написал: «ОСВАЛЬД БЭСТЕЙБЛ И НОЭЛЬ БЭСТЕЙБЛ ПО КРАЙНЕ ЛИЧНОМУ ДЕЛУ».

Потом мы ждали на каменной лестнице, где было очень холодно. А человек в застеклённой кабинке смотрел на нас так, как будто мы походили на музейные экспонаты, а не он. В конце концов к нам спустился мальчик и сказал:

– Редактор не может вас принять. Пожалуйста, напишите, по какому вы делу.

И рассмеялся.

Мне захотелось дать ему подзатыльник. Но Ноэль сказал:

– Я напишу, если ты дашь мне перо, чернила, бумагу и конверт.

Мальчик ответил, что лучше бы послать письмо по почте. Но Ноэль ужасно упрямый, это его самый большой недостаток. Он заявил:

– Нет, я напишу сейчас!

Я поддержал его, сказав:

– Посмотри, как подорожали марки после забастовки угольщиков!

Мальчик ухмыльнулся, а человек, сидящий в стеклянном ящике, дал нам ручку и бумагу.

Ноэль начал писать. Освальд пишет лучше, но Ноэль хотел всё сделать сам. На это ушло очень много времени и письмо получилось все в кляксах.

«Дорогой мистер редактор, я хочу, чтобы вы напечатали мои стихи и заплатили за них. Я друг миссис Лесли, она тоже поэтесса.

Ваш преданный друг,

Ноэль Бэстейбл».

Ноэль хорошенько облизнул и запечатал конверт, чтобы мальчик не прочитал письмо, когда понесет его наверх, потом надписал «Очень личное» и отдал. Я подумал, что толку от этого не будет, но через минуту ухмыляющийся мальчик вернулся. Он больше не ухмылялся, он стал ужасно вежливым.

– Редактор просит вас подняться к нему, – сказал он.

Мы начали подниматься. В здании было много лестниц и коридоров, странно пахло и раздавался непонятный звук, похожий на жужжание. Мальчик, ставший очень вежливым, объяснил, что пахнет чернилами, а шумят печатные станки.

Миновав множество холодных коридоров, мы подошли к двери, мальчик открыл ее и впустил нас. Мы очутились в большой комнате с большим мягким красно-голубым ковром и ревущим камином, хотя стоял только октябрь. За большим столом с выдвижными ящиками, заваленными бумагами (точно такой же стол есть в кабинете отца) сидел джентльмен со светлыми усами и светлыми глазами. Он выглядел очень молодым для редактора – намного младше нашего отца. У редактора был такой усталый и сонный вид, как будто он встал спозаранку, но вел он себя крайне любезно и понравился нам. Освальд подумал: «Похоже, редактор – умный человек», а Освальд – признанный физиономист.

– Итак, вы друзья миссис Лесли? – спросил редактор.

– По-моему, да, – сказал Ноэль. – По крайней мере, она дала нам по шиллингу и пожелала доброй охоты.

– Доброй охоты, вот как? Ну а что насчет стихов? Который из вас поэт?

Не понимаю, как он не понял этого сразу. Все говорят, что у Освальда для его возраста очень мужественный вид. И все-таки я подумал, что будет глупо обижаться, поэтому ответил:

– Вот мой брат Ноэль. Он и есть поэт.

Ноэль побледнел. В чем-то он до отвращения похож на девчонку.

Редактор пригласил нас сесть, взял у Ноэля стихи и начал читать. Ноэль бледнел все больше, я уж подумал – он сейчас упадет в обморок, как тогда, когда я держал его руку под холодной водой после того, как случайно порезал его зубилом.

Прочитав первое стихотворение – про таракана – редактор встал и повернулся к нам спиной. Воспитанные люди так не поступают, но Ноэль считает, что он сделал это, «чтобы скрыть свое волнение», как пишут в книгах.

В конце концов, прочитав все стихи, редактор сказал:

– Мне очень нравятся ваши стихи, молодой человек. Я могу вам заплатить… Дайте-ка подумать, сколько же?

– Как можно больше, – ответил Ноэль. – Видите ли, нам нужна большая сумма денег, чтобы восстановить пришедшее в упадок состояние дома Бэстейблов.

Джентльмен надел очки и пристально посмотрел на нас. Затем сел.

– Хорошая идея. Расскажите, как она пришла вам в голову. Кстати, вы уже пили чай? Мой вот-вот принесут.

Он позвонил в колокольчик, и мальчик принес поднос с чайником, толстой чашкой, блюдцем и всем остальным. Потом ему велели принести еще один поднос для нас, и мы стали пить чай с редактором «Дейли рекордер». Наверное, для Ноэля это были минуты торжества, хотя мне пришло это в голову только после. Редактор задавал нам много вопросов, и мы многое ему рассказали, хотя, конечно, я не стал рассказывать постороннему обо всех причинах, по которым мы решили, что наше семейное состояние нужно восстановить. Мы пробыли с ним около получаса, а когда уходили, редактор снова сказал:

– Я напечатаю все твои стихи, мой поэт, а теперь скажи, сколько ты хочешь за них получить?

– Не знаю, – ответил Ноэль. – Видите ли, я писал их не на продажу.

– Зачем же тогда ты их писал? – спросил редактор.

Ноэль ответил, что не знает… Наверное, ему просто захотелось.