История ислама. От доисламской истории арабов до падения династии Аббасидов

Упоминаемый нами раньше Абу Са’ид и его приверженцы, о первых успехах которых при Му’тадиде мы говорили уже выше, были неоспоримо карматами. Сам Абу Са’ид был послан в Персию Курматом главным дай Ирака, а исчезновение последнего и умерщвление Абдана восстановило и его против гроссмейстера измаилитов, проживавшего в Саламии. Но личные его цели, клонящиеся к основанию самостоятельного владычества в Бахрейне, как раз совпадали с видами Убейдуллы, пожелавшего связать руки аббасидам именно в этом направлении. И эта связь взаимных выгод установилась до такой степени прочно, что пока нельзя было и ждать никаких изменений в этих отношениях. И вот, пользуясь тем, что войска Муктафи заняты были многотрудной борьбой с Зикравейхи и его сыновьями, Абу Са’ид прибрал постепенно к своим рукам весь округ Бахрейн. Удалось было находившимся в этой провинции сторонникам правительства еще раз занять Катиф в 290 (903), но это был лишь временный успех. С одной стороны, виды на освобождение из-под строгой ферулы халифа, а также и самое учение измаилитов в том виде, как его усвоили карматы, представлялись для бедуинов: одно — слишком заманчивым, а другое — соответствовавшим их наклонностям. Как далеко ушел сам Абу Са’ид в степенях тайной веры, нам ничего неизвестно. Но масса карматов исповедовала, во всяком случае, только официальное вероучение, т. е. вообще признавала махдия и держалась обязательства исполнять все проповедуемое его дай как выражение божественной воли. И это учение, конечно, старательно приноравливалось тут, на арабской почве, к народному характеру. О том, что существенным намерением глав секты было истребление арабского владычества во всех странах вне Аравии, замалчивалось, понятно, самым тщательным образом. Вся полемика направлена была исключительно против владычества аббасидов и суннитской формы ислама; поэтому прилагалось особое старание ввести послабления или даже отменить некоторые неудобные к исполнению предписания религии, дабы чем-нибудь заслужить расположение народное. Молитва, посты и паломничество объявлены были для правоверных необязательными, а употребление вина и брачные союзы с ближайшими родственниками, строго запрещаемые Кораном по образцу еврейского закона, были отныне разрешаемы без дальних околичностей. Все подобное считалось, понятно, правоверными муслимами за нечто омерзительное, и они находили особое наслаждение приписывать карматам сверх всего этого всевозможные гадости, и прежде всего, конечно, коммунизм и общность женщин. Последнее, во всяком случае, было чистейшей напраслиной, да и первое относилось скорее к разделу добычи, установленному издавна самим Мухаммедом (т. I). Достойно всяческой похвалы, однако, то, что можно сказать на основании весьма скудных сведений об истинных отношениях между карматами. Между ними, несомненно, царствовало большое единодушие, черта совершенно не арабская. В особенности этим отличались члены совета управления, заступившие впоследствии единовластие дай. Их демократические воззрения понравились сразу же бедуинам. Но если это замечательное братство не было никоим образом подбором разбойников и убийц, какими представляли их позднейшие историки, то все же, судя по приведенному нами и раньше, а также принимая во внимание вообще характер бедуина, не имеющий ничего общего с истинной гуманностью, можно утвердительно сказать, что в войнах карматов много пролито неповинной крони и совершено не одно дикое, вопиющее дело. Во всяком случае, в первый раз после великих завоевательных войн I столетия (VII) своеобразно организованные сыны пустыни снова выказали блестящим образом превосходство исконной арабской храбрости, сохраненное ими всецело над изнеженными горожанами Ирака. Они засели теперь глубокой занозой на целые 50 лет в живое мясо багдадского халифата. И непрерывные войны, которые они вели против правительства, те опустошения, которые они произвели в провинциях, содействовали более, чем все остальное — слабость правителей, несогласия между визирями и турецкими генералами, — невероятно скорому упадку государства, в той самой форме, как было изложено нами в предыдущей главе.