В последние годы правления Карла, совпавшие и с последними годами столетия, на первый план вышла проблема престолонаследия. В детстве Карл II болел рахитом, да и в течение всей своей жизни был хилым и болезненным. Его первая жена, француженка Мария Луиза, умерла в 1689 г., так и не родив ему наследника. На следующий год Карл женился на Марии Анне Пфальц-Нойбургской, кандидатура которой устраивала Австрию. Вскоре стало ясно, что и во втором браке у короля не будет наследников. Так судьба испанского трона стала главным объектом внимания крупнейших держав. Людовик XIV вел себя очень агрессивно, захватывая территории и крепости с целью расширить территорию Франции до ее «естественных границ». Жертвами его экспансии стали Испания и Голландия, отныне объединенные этой общей проблемой, причем Испания каждый раз оказывалась в худшем положении, чем прежде. По Нимвегенскому миру 1678 г. она утратила Франш-Конте и ряд пограничных городов в Нидерландах. У Испании уже мало что оставалось от Бургундского наследства Карла V. Чтобы сдержать натиск Людовика XIV, в 1688 г. Англия, Голландия и Испания образовали Аугсбургскую лигу. Но тот уже мечтал о чем-то большем, чем завоевание отдельных территорий: теперь он хотел посадить на испанский трон французского принца и потому ссылался на права своей супруги Марии Терезии, дочери Филиппа IV. Со своей стороны, император Леопольд I Габсбург хотел, чтобы наследником стал его второй сын эрцгерцог Карл, и тоже опирался на запутанные права престолонаследия. Ситуация оставалась неясной, все зависело от завещания Карла II, который и должен был назначить наследника. Предложение собрать в этой связи кортесы было вскоре отвергнуто. Первый министр Портокарреро[203]
добился того, что 2 октября 1700 г. король оставил завещание в пользу Филиппа, внука Людовика XIV. 1 ноября последний из потомков Карла V по мужской линии умер. Началась новая эпоха истории Испании.4. Эпоха Просвещения
(1700–1808)
Фактически XVIII век в Испании следует отсчитывать примерно с 1680 г., когда начались восстановление экономики и упорядочение государственных финансов, а у «новаторов» возник интерес к идеям Ньютона и Галилея. Этот век можно было бы закончить смертью Карла III в 1788 г., но подлинный разрыв произошел немного позже, с первыми откликами на Французскую революцию. В течение этого периода трон занимали три государя: Филипп V (1700–1746), Фердинанд VI (1746–1759) и Карл III (1759–1788)[204]
. В целом это были посредственные короли, даже Карл III, которого считают великим реформатором. Филипп V не являлся столь ярким историческим деятелем, как его французский дед Людовик XIV; по словам А. Домингеса Ортиса[205], «он, разрываясь между болезненной чувственностью и искренним благочестием, шел с супружеского ложа в исповедальню, что оставляло мало времени на государственные дела». Карл IV, хотя он остался в истории в том образе, который Гойя запечатлел на королевском семейном портрете[206], на самом деле был не хуже своих предшественников; всех этих королей подданные скорее уважали, чем любили. Их заслуга заключалась в том, что с ними пришел новый взгляд на положение страны и что они призвали к управлению людей, которых считали способными осуществить необходимые реформы.Мы часто склонны преувеличивать новаторство Бурбонов и влияние на их деятельность французских идей, но в действительности Испания вступила в эпоху перемен еще в последние два десятилетия XVII в. Именно тогда были намечены основные черты последующего периода: монетная реформа, которая принесла Испании более столетия стабильного денежного обращения, и перераспределение национального богатства, для которого характерно снижение экономической роли центральных областей и быстрое развитие периферии. В политическом плане первые Бурбоны воспользовались обстоятельствами, чтобы хотя бы отчасти осуществить мечту Оливареса — унифицировать Испанию, отныне сведенную к своим пиренейским владениям и к колониальной империи. Начиная с XVIII в. можно уже говорить об Испании, а не о совокупности граничащих друг с другом королевств. На всех уровнях заметна большая гомогенность и даже появляется чувство принадлежности к одной национальной общности, однако прекрасно совместимое с региональным патриотизмом.
Война за испанское наследство