Слушайте-ка, странная вещь получается. Притом что царствование Изабеллы II висело на волоске, а проводимая в Испании политика вызывала гомерический хохот Эспронседы, наша страна продолжала оставаться единственной крупной европейской державой, не знавшей революции с целью свержения монарха. Так что традиционный образ непокорного и брутального испанца, столь любимый романтично настроенными путешественниками, был скорее мифическим, чем настоящим. В Великобритании обезглавили Карла I, а французы выбрили посуху Людовика XVI: большей революции и желать невозможно. С другой стороны, Германия и даже католическая Италия тоже уже имели за душой интереснейшие республиканские эпизоды. А вот в этой Испании бескультурья, смирения и ежедневной мессы короли, как душегубы, так и попросту неумехи – нормальных-то почти и не было, – умирали в своей постели. То же – с Фердинандом VII, самым отвратительным из всех королей; однако с его дочерью, Изабеллой II, будет не так – в виде исключения. Капризы и промахи этой дамы, лихие выходки военных, бесстыдство политиков, повязанных с банкирами или же купленных ими, да и финансовый кризис как таковой довели ситуацию до предела. Вся Испания просела до самой ватерлинии, и все это было уже не удержать на плаву даже девятидневными молитвами Деве Марии. Неуклюжая королева, имевшая привычку сажать в правительство своих любовников, настроила против себя абсолютно всех. Кончилось дело тем, что солдафоны под командованием славного генерала Прима устроили переворот, опираясь на поддержку революционных сельских советов, в свою очередь опиравшихся на разорившихся крестьян и безработных поденщиков. Лояльные королеве силы ретировались после нерешительного боя на мосту Альколея; так что Изабеллита, отдыхавшая на севере страны вместе с Марфори – своим последним советником-сутенером, – быстренько собрала чемоданы и отправилась во Францию. Понятно, что, как только революция одержала победу и народные массы (в деревенской простоте полагая, что грядут серьезные перемены) выпустили пар, сведя счеты с угнетателями в паре-тройке местечек, генералы первым делом разоружили революционные советы, объявив им следующее: «знамо дело, кум, твои слова да Богу в уши: „да здравствует революция!“ – и все такое, непременно. Но теперь ты пойдешь домой и будешь сидеть там тихо, а в воскресенье – на корриду, потому как ситуация в надежных руках. То есть в наших. А о республике мы не забудем, ни-ни; просто штука в том, что в такого рода делах спешка ни к чему, нужно все хорошенько обмозговать, парень. Сечешь? Так что пройдет время – посмотрим. А пока что, временно, подыщем другого короля». И так далее и тому подобное. Ну и взялись за дело. За поиски для Испании другого короля, дабы на этот раз навесить на него монархию еще более конституционную, с нотками прогрессивности и прочими смягчителями и освежителями. То же, что и было, но с чуть более современной витриной – женщина, разумеется, права голоса не имеет. А рядом – славные воины и их друганы с капустой, снимающие, как всегда, жирные сливки. Дон Хуан Прим, генерал и каталонец, держал уже бразды правления в своих руках, и вот тут начались патетические поиски какого-никакого короля, чтобы посадить его на трон. Настаиваю на «патетических», потому как если в конце XVII века королевский трон Испании был буквально медом намазан, что и привело к Войне за испанское наследство, то на этот раз трон в Мадриде и даром никому оказался не нужен. «Идите-ка вы лесом, – говорили королевские дома Европы, – пусть этот геморрой ваш батюшка кушает». Наконец Приму удалось охмурить сына короля Италии, Амадея Савойского, который – после пары рюмочек, полагаю, – купился на посулы. И явился к нам. И стали его поливать грязью все кому не лень, да так, что история такого не упомнит: сторонники Изабеллы II и ее сыночка Альфонсито – клея ему ярлык узурпатора; карлисты – обзывая тем же самым словом; республиканцы – поскольку понимали, что их облапошили; католики – по той причине, что Амадей был сыном короля, который в целях объединения Италии устроил неслабую взбучку папе; а весь народ – потому, что он людям просто не понравился. На самом же деле Амадей был мальчиком добрым, либералом, с намерениями, похожими на те, которые выказывал Жозеф Бонапарт времен Войны за независимость. В принципе, хороший парень. Но – все понятно. В Испании навахи, насилия, зависти и вечного озлобления это ни в жизнь бы не сработало. Аристократия хохмила, герцогини отказывались быть придворными дамами и кутались в мантильи, дабы продемонстрировать свое почвенничество, и все вместе потешались над итальянским акцентом короля и его демократическими замашками. Кроме всего прочего, в того, кто его и пригласил, всадили добрую порцию свинца в аккурат перед тем, как Савойский – только представьте себе возможные рифмы с этой фамилией – принял полномочия. Так что, наевшись нами досыта, Амадей собрал чемоданы и послал нас всех к чертям собачьим. Оставив на память в тексте своего отречения прозрачнейший диагноз общей панорамы, который не устарел и полтора столетия спустя: «Если бы враги Испании были иностранцами, так еще куда б ни шло. Но нет. Все, кто шпагой, пером или словом усугубляет и длит беды нации, все они – испанцы».