История Испании

Итак, после трех лет смертоубийства и кошмара, по словам великого актера Агустина Гонсалеса в фильме «Велосипеды только для лета» (снятого по мотивам театральной пьесы Фернандо Фернана Гомеса), наступил «не мир, но победа». Взяв в плен и разоружив Красную армию, национальные войска, как говорилось в финальной сводке генерального штаба франкистов, достигли своей конечной военной цели, в то время как патетические остатки Республики трагическими ручейками растекались между кладбищами, тюрьмами и эмиграцией. Поскольку в нашем распоряжении имеются самые разные фотодокументы, от глупых описаний я воздержусь. Обо всем этом вы знаете не хуже меня: около четырехсот тысяч погибших с обеих сторон – не считая смертей от голода и болезней – и полмиллиона изгнанников: шоссе, наводненные несчастными беглецами, перепуганные и голодные дети, уходящие за границу вместе с родителями, немощные старики, кутающиеся в шали, старый и больной Антонио Мачадо вместе с матерью на пути к своему печальному финалу на юге Франции. На пути туда, где этих измученных и униженных беглецов поместят в концентрационные лагеря под безжалостный надзор сенегальских солдат. К тому времени несчастные, кому не удалось бежать, или же простофили, доверившиеся обещанию, мол, «те, у кого руки не обагрены кровью, могут быть спокойны», – были уже задержаны, просеяны сквозь мелкое сито, избиты, посажены за решетку или расстреляны по решению чрезвычайных трибуналов, в составе которых бок о бок с расстрельной командой (никто же не хотел загубить их бессмертные души, ведь Господь милостив) наготове всегда имелся священник – для оказания последней духовной помощи. В жизнь претворялся лозунг: тотальная зачистка, абсолютное искоренение всего левого, всех профсоюзов, любого либерализма, атеизма, республиканизма, а также всего того, от чего попахивало, хотя бы слегка, демократией и свободой. То есть теми отвратительными словами, которые, по мнению каудильо и его сторонников – уже, естественно, исчислявшихся миллионами, – довели Испанию до беды. Триста тысяч политических заключенных ожидали в тюрьмах своей участи, в то время как путем бумажной волокиты решался вопрос, что им выпадет: нары или стенка. А пока эти несчастные платили по своим и чужим счетам, а другие несчастные уходили в изгнание в чем были, главные ответственные за бардак и разгром, то есть политики, их ближний круг и немалое количество разной швали, в том числе и всем известные убийцы, кто уже давным-давно, в ожидании неизбежного, вывел за границу капиталы и открыл там бизнесы, – устроились за рубежами родины вполне комфортно, дабы пожинать плоды своих темных делишек, воровства и грабежей (тема банковских счетов за границей возникла отнюдь не сегодня). Весьма немногие из действительно виновных политиков или из наиболее заметных убийц, смешавших с грязью и покрывших кровью Республику, попали под репрессии победителей. Кто-кто, но эти-то дураками не были. И дали деру, узрев приближение конца. Франкисты в основном набивали в тюрьмы и ставили к стенке мелкую рыбешку, людей второго ряда: увальней, неудачников или тех, кому просто не повезло вовремя унести ноги. И уже за границей, в эмиграции, имея поддержку: одни – своих московских хозяев, а другие – своих банковских счетов, в то время как десятки тысяч других несчастных сидели друг у друга на головах в концентрационных лагерях, – бессовестные руководители, разрушившие своей подлостью, неверием, неумением приходить к согласию и амбициями не только Республику, но и надежды на справедливость и свободу, продолжали драться друг с другом, обмениваясь оскорблениями, обвинениями и даже порой пулями, не переставая сводить свои грязные счеты. А тем временем в Испании, словно по-другому и быть не могло, человеческая природа являла себя в своей классической и неизбежной очевидности: принимая меры предосторожности, все встречали победителя овациями, толпы народу (вдруг обнаружившие, что они всю жизнь были истинно правыми) бросились в церкви на мессу, выстроились в очередь за партийным билетом Фаланги, начали в знак приветствия бросать вверх руку – в кино, на футболе и на корриде. Один показательный пример, который сгодился бы и для любого другого уголка Испании: улицы Барселоны, по которым сегодня тысячами гуляют пламенные патриоты своей малой родины, размахивая эстеладами[71] и сеньерами[72], заполнились тогда отцами и дедами этих самых патриотов, причем в большем, чем сегодня, количестве, со знаменами рохигуальда[73], выброшенными вверх руками, лицами, обращенными к солнцу, и – «над Испанией встает рассвет»[74]. Погуглите, если есть желание. Откройте пару книг, посмотрите на фотокарточки и загляните в газеты того времени. «Каталония с каудильо», – гласит один из транспарантов над головами огромной толпы. И картинка эта подошла бы для любой точки на карте Испании, как и до сих пор годится для любой точки на карте мира. Феномен этот (искренних людей выведем за скобки, они-то всегда есть) называется выживанием.