Значительное место в «Тюремных тетрадях» уделено проблемам марксистской философии. Грамши понимал исторический материализм как «философию практики», стремящуюся не только к познанию, но и к активному изменению действительности. Он пишет, что В. И. Ленин на деле двинул вперед философию как таковую тем, что он двинул вперед политическую теорию и практику[518]
.Грамши сосредоточил огонь критики против идеализма Кроче, с одной стороны, и против вульгарного, экономического материализма — с другой. Он показал, что экономический материализм, абсолютизируя роль базиса в развитии общества и отрицая обратное воздействие надстройки, означает подмену законов диалектики «простыми законами механики», а в политике приводит к фатализму и недооценке революционной роли масс. Выступая против опасности метафизики, Грамши уделил большое внимание анализу обратного воздействия надстройки на базис, активной роли народных масс, особого места интеллигенции в обществе. Грамши критикует реакционную концепцию, согласно которой народ якобы извечно пассивен и лишь идеологи могут пробудить в нем элементы сознания. Он пишет, что даже в эпоху реакции нельзя говорить о полной пассивности народных масс, ибо народ накапливает внутренние силы для будущих действий. Грамши подчеркивает, что нельзя абсолютизировать элементы стихийности или сознательности народных масс. В поворотные моменты истории, когда массы вступают в активную борьбу, их сознательность усиливается и оказывает обратное воздействие на правящий класс. Если у Кроче история предстает как деятельность интеллектуальных групп, у Грамши она — прежде всего история народных масс.
Большое место в «Тюремных тетрадях» Грамши уделяет разработке проблем ленинской теории государства и революции применительно к условиям Западной Европы. Вопрос о национальном типе капитализма, о национальных путях революции Грамши исследует в свете более чем полувековой истории Италии, особенно эпохи Рисорджименто, с пристальным вниманием к аграрной проблеме, к крестьянскому вопросу. Опираясь на ленинскую теорию империализма, Грамши анализирует общеевропейский и специально — итальянский процесс развития государственно-монополистических форм капиталистического хозяйствования и управления. Размышляя над причинами поражения революционных выступлений пролетариата на западе в послеоктябрьский период, Грамши также обратился к ленинскому наследию. Ленин видел, что западноевропейская буржуазия обладала более мощной и стройной организацией, чем на Востоке, и проводила более гибкую политику в отношении рабочего класса[519]
. Учитывая это своеобразие, Ленин советовал коммунистам Западной Европы сосредоточить внимание «на отыскании формы перехода или подхода к пролетарской революции»[520]. В этом же направлении развивается и мысль Грамши. Он писал, что механизм капиталистического государства в Западной Европе эволюционировал в сложную структуру, которую Грамши сравнивал с системой хорошо укрепленных «траншей» на первой линии фронта. Более прочную структуру, чем на Востоке, по мнению Грамши, имеет в Западной Европе и «гражданское общество» (институты буржуазной демократии, политические партии, экономические организации, церковь и т. д.), которое составляет как бы вторую «цепь крепостей и казематов»[521], обороняющих капиталистический строй и ослабляющих эффективность фронтальной атаки рабочего класса и его союзников. Из этого анализа Грамши делает вывод, что в Западной Европе рабочий класс должен сначала постепенно занять вторую линию укреплений («крепости и казематы»), т. е. осуществить свою гегемонию в различных звеньях «гражданского общества», а затем уже завоевать государство. Иными словами, Грамши считал, что на Западе революция примет форму длительного процесса, станет своего рода «позиционной войной» в отличие от «войны маневренной» (т. е. взятия власти штурмом) на Востоке.По мнению Грамши, новой форме революционного процесса на Западе («позиционной войне») должен соответствовать и более широкий фронт сил рабочего класса и его союзников. «Мне кажется, — писал Грамши, — что Ильич понял необходимость превратить маневренную войну, победоносно примененную на Востоке в 1917 г., в войну позиционную, которая была единственно возможной на Западе… По-моему, это и означало бы осуществление «единого фронта»»[522]
.