– Да… – расстроенно согласился главный режиссер. – Действительно он подходил, отпрашивался. Извините Валерий Владимирович, но придется отпустить – для наших актеров – это очень важно и мы стараемся идти на встречу, если предлагают съёмки.
– Но я с ним недавно разговаривал, и он ни словом не обмолвился об этом! – удивился молодой человек, пролистывая свой блокнот, в надежде на его страницах найти разгадку этого казуса.
– Вы знаете, – опять же очень вежливо, вступила в разговор Вероника Витальевна. – Женя очень волнуется по поводу этих съёмок и не любит обсуждать их лишний раз. Боится сглазить.
– Вы же знаете, – добавил Генрих Робертович. – Актеры народ суеверный. Давайте тему Тихомирова закроем и будем продолжать. У вас есть кто-то на второй состав? Впрочем, это тоже оставим. А вот кого вы хотели бы назначить на вторую мужскую главную роль.
Валерий Владимирович переводил глаза с главного режиссера на директора. А с директора на заведующего труппой пытаясь понять, как ему себя вести в этих обстоятельствах. Люди в кабинете были абсолютно серьезны, но его не покидало ощущение, что над ним издеваются. С другой стороны, крыть ему было нечем, и он продолжил.
– Роль Яна, я хочу предложить Коле Резнику. Вписывается идеально и ему персонаж понравился. Он, кстати, рассказал, что его сначала хотели назвать Яном, в честь прадеда. Тот был родом из Польши.
В кабинете царило молчание. Заведующий труппой, по-прежнему смотрели на молодого режиссера, не говоря ни слова, а вот лицо Генриха Робертовича изменилось. Было ощущение, что у него внезапно заболел зуб.
– Коля – да… – сказал он поморщившись. – Хороший парень, но – нет.
Иван Яковлевич, в очередной раз закрыл тетрадь и стал качать головой синхронно с главным режиссером, всем своим видом показывая, что и он был бы рад Николаю Резнику в роле Яна, но – нет.
– Я не понимаю. – почти взорвался Валерий Владимирович. – Почему нет? Меня он устраивает, как актер. Мы с вами договорились, что я сам буду заниматься распределением ролей. Так ведь, Генрих Робертович?
– Конечно! – полностью согласился руководитель театра, разведя руками. – Я не собираюсь в это влезать. Но если бы вы спросили меня, то я бы порекомендовал вам наших ведущих артистов: Антона Андреева и Руслана.
В этот момент Валерий Владимирович почувствовал, что мир уходит у него из-под ног. Нет, все было на месте: и кабинет главного режиссера и сам режиссер и даже тетрадка Ивана Яковлевича не дрогнула в пространстве, но все это перестало быть сколько-нибудь существенным и держаться в этом мире стало не за что, ни мысли ни взгляду.
– Как это может быть? – кричал он спустя некоторое время в репетиционном зале. – Он говорит, что я могу проводить кастинг, брать любого актера труппы, а в результате настаивает, чтобы на главные роли я назначил актеров, которые мне категорически не подходят. Да что там не подходят, я одного из них не видел ни разу, а второй мне откровенно хамил на кастинге и не скрывал своего отношения ни ко мне, ни к пьесе. И как мне с ним работать? Как мне с ними общаться, если они друг с другом не разговаривают? Как они собираются репетировать? Как это вообще возможно?
Алена Игоревна с испугом смотрела на столичного режиссера, который метался по залу, задевая и опрокидывая стулья. Она видела не мало подобных сцен, но впервые наблюдала подобное в качестве актрисы и ощущения были совсем другие. Уже не получалось абстрагироваться от происходящего или смыться в реквизиторский цех. Теперь репетиционный зал и был её цехом. Это было волнительно, это было приятно, а данный момент ещё и очень страшно.
– Я не хочу, я не могу так работать! – кричал Валерий Владимирович, расшвыривая ногами уже поваленные стулья. – Уеду на хрен в Москву и пусть сам ставит чего хочет! Никому! Ничего! Не надо!!!!
И девушка вдруг с ужасом заметила, что по полу рассыпаны листки с пьесой, а молодой человек яростно топчет их ногами и все это напоминает какой-то уродливый танец. Как будто пьяный крестьянин в кабаке топчется на своем меховом треухе под тренькание балалайке.
"Ох! Это очень плохая примета!" – промелькнуло в голове у Алены. И ещё она подумала, что взрослый мужчина в состоянии истерики кажется ей совсем не симпатичным, но эту мысль она от себя тут же отбросила, вспомнив, что этот взрослый мужчина режиссер.
Глава десятая