Первый саммит в Кэмп-Дэвиде в конечном итоге увенчался успехом, потому что Садат и Бегин стремились к этому и, следовательно, были готовы к компромиссу. Второй саммит провалился, потому что только один из лидеров намеревался прийти к соглашению. Арафат не считал себя свободным принимать трудное решение либо потому, что полагал, что его сторонники не готовы к этому, потому что боялся реакции арабских государств, либо потому, что думал, что его убьют на следующий день после подписания. Одно можно сказать наверняка: он не готовил палестинцев к тому, что окончательное соглашение потребует компромиссов. Подстрекательство в палестинских СМИ и в образовательной системе ПА продолжало работать на протяжении десятилетия мирных переговоров. Общественное мнение не было подготовлено к возможности заключения соглашения, которое не только дало бы палестинцам государство, но и потребовало бы от них некоторых уступок израильтянам. Барак проводил психологическую подготовку израильской общественности, когда пребывал в Кэмп-Дэвиде, посредством систематических сообщений обо всех израильских уступках. Но с палестинцами было иначе; они воспринимали все уступки Израиля как должное и не признавали, что у Израиля тоже есть законные требования.
Ревизионистская статья Роберта Мэлли, бывшего специального помощника президента Клинтона по арабо-израильским делам, и ливанского интеллектуала Хусейна Аги подтвердила этот анализ. Статья была направлена на то, чтобы опровергнуть версию событий, распространяемую Клинтоном, Бараком, Дэннисом Россом и другими, обвинявшими Арафата в провале Кэмп-Дэвида. Мэлли и Ага попытались объяснить, почему палестинцы не представили собственное предложение, и даже отвергли предложение Клинтона (что будет рассмотрено позже), который выдвигал условия, выходившие далеко за рамки предложений Барака в Кэмп-Дэвиде. Они писали: «Большинство палестинцев смирились с решением о создании двух государств прежде, чем были готовы принять его; они были готовы признать существование Израиля, но не его моральную легитимность. Война за всю Палестину закончилась, потому что была проиграна. Осло, по их мнению, было связано не с переговорами об условиях мира, а об условиях капитуляции. Принятие во внимание этой точки зрения объясняет мнение палестинцев о том, что Осло представляет собой исторический компромисс – соглашение об уступке 78 % подмандатной Палестины Израилю»[258]
.Был ли предсказан провал саммита в Кэмп-Дэвиде? В израильских силовых структурах на протяжении всего периода, начиная с соглашений в Осло, преобладало мнение, что, пока речь идет о временных соглашениях, Арафат может их подписать. Но как только пришло время вести переговоры по соглашению об окончательном статусе, у Арафата прорезались четыре принципа, от которых он не отступал: палестинское государство в границах от 4 июня 1967 года, Иерусалим как его столица, суверенитет над Храмовой горой и… «право на возвращение». Арафат предвидел приближающееся столкновение и готовился к ожесточенной схватке с Израилем. С самого начала эта концепция, которую Итамар Рабинович называет «детерминистской», ставит под сомнение возможность достижения соглашения о «прекращении конфликта». Это была обратная сторона медали Мэлли и Аги. Между тем левые радикалы Израиля обвинили Барака в некорректных переговорах, чрезмерной поспешности и невнимании к Арафату, то есть они утверждали, что провал был вызван тактическими ошибками.
Некоторые считают, что годы, проведенные им в Палестинской автономии, продемонстрировали Арафату, что в конце пути его ждало относительно небольшое бедное государство, обремененное экономическими и социальными проблемами, и что он предпочитал романтизм борьбы, а не презренную рутину быть президентом палестинского государства. Пока не было мира, он был национальным героем, медийной фигурой, у дверей которого стояли мировые светила. Когда наступит мир, интерес к освободительному движению Палестины исчезнет, его историческая роль подойдет к концу, и все, что ему останется, – банальные внутренние трения в палестинском лагере, коррупция и подрывная деятельность. В решающий момент он выбрал вчерашний мир с его острыми ощущениями и рисками, а не мир завтрашнего дня, что потребовало бы изменить мировоззрение, имидж и научиться жить в мире. Он предпочел вернуться в Газу из Кэмп-Дэвида как герой, бросивший вызов американцам и израильтянам, заручившись широкой общественной поддержкой. Тот факт, что он не принес мира, не был для него черной меткой.
Клинтон и Барак не теряли надежды после Кэмп-Дэвида; они продолжали поддерживать контакт, чтобы достичь соглашения с Бараком, который рассматривал соглашение как свою единственную надежду на выживание на предстоящих выборах, время от времени отступая от установленных им красных линий, и занимал более примирительные позиции. Но, как заметил Аарон Дэвид Миллер, красные линии стали розовыми. Чем больше уступал Барак, тем выше поднимал планку Арафат.