Сплоченность сообщества и внутренняя коммуникация через высокоразвитую русскую прессу стали прекрасной основой для развития политических организаций. Влияние российской алии на результаты выборов ощущалось уже в 1992 году. Тогда иммигранты, которые, как говорили, составляли стержневой блок между правыми и левыми, проголосовали за Рабина из-за трудностей при правительстве Шамира, которое не получило американских гарантий, необходимых для абсорбции. Русские иммигранты находились на границе между националистически-религиозным и нерелигиозно-либеральным блоками. В основном нерелигиозные, они были чувствительны к дискриминации тех, кто не считался евреем согласно еврейской традиции. Закон о возвращении предоставляет права иммигрантов внукам евреев, которые сами не обязательно евреи (в галахическом понимании), а также супругам – не евреям. Как следствие, около 25 % иммигрантов не считались евреями согласно еврейскому закону и сталкивались с настораживающими вопросами об их статусе, правах, собственных шансах на брак в Израиле и своих потомков, а также об их праве на захоронение по иудейскому ритуалу. Раввины ужесточили свою позицию в отношении гиюра, требуя соблюдения религиозных законов после его принятия. Это требование сделало эту возможность доступной для очень немногих. Столкновения с ультраортодоксами из-за соблюдения субботы, продажи некошерного мяса и тому подобные проблемы привели к тому, что это население стало естественным союзником нерелигиозного блока.
В то же время русские относились к арабам подозрительно и враждебно, что ставило под сомнение их поддержку нерелигиозно-либерального лагеря. В течение первого десятилетия пребывания в Израиле их политическая позиция была неоднозначной. Как уже отмечалось, на выборах 1992 года они поддержали HaAvoda. В 1996 году впервые появилась партия иммигрантов – Yisrael Baʻaliya, которую возглавил Натан Щаранский, герой-отказник 1970-х годов. Разделение голосов за премьер-министра и партию позволило иммигрантам проголосовать за партию, которая позаботится об их конкретных интересах, а также выразить свою новую израильскую идентичность, проголосовав за национального премьер-министра. В 1999 году многие проголосовали за Барака, чей выдающийся военный послужной список произвел на них впечатление. На этих выборах Yisrael Baʻaliya получила шесть мест, а другая партия иммигрантов, возглавляемая Авигдором Либерманом, Yisrael Beitenu («Наш дом – Израиль») получила два места. Русские также были активны в муниципальной сфере и достигли позиций и влияния в тех областях, где они составляли более 20 % населения. Как мы видели, Yisrael Baʻaliya была партнером по коалиции в правительстве Барака, но покинула его накануне саммита в Кэмп-Дэвиде. Русские не испытывали привязанности к людям, связанным с социалистическим прошлым, поэтому с самого начала относились к левым сионистам с подозрением. Но они положительно отреагировали на Рабина и Барака, так как оба они имели образ военных, символизирующий израильский патриотизм.
Однако со временем русские проявили тенденцию к правому уклону, о чем свидетельствует подъем авторитета Авигдора Либермана. Помимо личности и организаторских способностей Либермана, поддержка его русскими выросла из ментальности людей, которые в прошлом были гражданами великой державы. Иммигранты рассматривали отношения Израиля с миром в целом и с его арабскими соседями в частности через призму, аналогичную той, через которую граждане СССР смотрели на мир. Их прежняя страна решительно реагировала на реальные или мнимые угрозы. Тот факт, что Израиль не был великой державой и требовал другого подхода, не впечатлил большинство иммигрантов. Раскол в израильском обществе по экзистенциальным и культурным вопросам позволил нишевой партии иммигрантов добиться значительного положения во власти. Стремление русских иммигрантов защищать свою социальную и культурную самобытность, а также использование прессы и волонтерских организаций для создания сообщества предоставило им инструменты для формирования политической основы, которая могла бы защитить их интересы. Ни одна другая алия, похоже, не смогла достичь сопоставимого политического влияния и самосознания всего за десять лет.