История Израиля. От истоков сионистского движения до интифады начала XXI века

Действительно ли существовала какая-либо вероятность того, что могло образоваться общее палестинское арабо-еврейское общество? Каждая волна насилия приводила к дальнейшему отдалению и сегрегации этих национальных общин, каждой на своей собственной территории. Города и дома со смешанным проживанием, сотрудничество в бизнесе и даже совместные развлекательные мероприятия, которые в какой-то степени существовали в османский период, становились все более редкими. Попытки, предпринятые в 1920-х годах для создания совместных рабочих организаций, прекратились в 1930-х годах. Хотя во время Второй мировой войны экономическое развитие как евреев, так и арабов ускорилось, арабская община была и в основном оставалась сельской и традиционной, в то время как подавляющее большинство еврейского сообщества было городским и современным. Таким образом, пропасть между ними только росла.

Ожидалось, что должностные лица правительства мандата позволят иностранцам обосноваться в Палестине и развивать ее, одновременно работая над изменением существующих обстоятельств в интересах этих иностранцев. Подобная ситуация казалась им странной и не соответствующей колониальным традициям. Все было бы иначе, будь поселенцы британскими подданными, поскольку поселенцы в таких странах, как Австралия, Канада или Южная Африка, были частью их колониального наследия. Но в Палестине британцы должны были помогать амбициозным иностранцам, большинство из которых не говорили по-английски, не отличались скромностью и часто жаловались и выдвигали требования. Основываясь на своих правах в соответствии с мандатом, евреи ожидали от властей преференций, которых не получали. В лучшем случае правительство «благосклонно относилось», как говорилось в декларации Бальфура, к созданию национального очага, но предполагало, что евреи сами создадут свой очаг.

Различие между ожиданиями евреев и реальностью было источником постоянных противоречий. В первое десятилетие действия мандата иммиграция в Палестину соответствовала экономическим возможностям еврейской экономики – критерию, который евреи принимали де-факто. Но начиная со второго десятилетия иммиграция стала яблоком раздора и предметом разочарования сионистов. Статья 6 мандата, санкционировавшая компактное еврейское расселение, так и не была выполнена. За исключением некоторых незначительных участков земли в пустынных районах (например, отведенных для «Предприятий Мертвого моря»[88]), евреям не были предоставлены государственные земли для заселения, как было указано в статье 6. До конца срока действия мандата вся земля, принадлежащая евреям, покупалась за полную цену.

Евреи требовали протекционистских тарифов в интересах молодой промышленности страны, но это означало увеличение расходов на импорт для арабов, выступавших против такой меры. Однако поддержание высоких цен на зерно в Палестине было на руку арабским сельским жителям, но отрицательно сказывалось на еврейских горожанах. Евреи жаловались, что власти нанимают их не согласно с их долей населения и, разумеется, не соответственно их вкладу в государственный бюджет. Правительство признавало это, но отказалось платить евреям больше, чем арабам, готовым работать за минимальную заработную плату. Это лишь несколько примеров постоянных столкновений между еврейскими и арабскими интересами, когда правительство пыталось найти золотую середину.

Вольно или невольно политика экономического либерализма и невмешательства во внутреннюю жизнь мандатных властей позволила еврейской общине создать весьма сложную систему автономного самоуправления, сохранить и развить свою уникальную культурную самобытность. Когда комиссия Пиля пришла к выводу, что в Палестине существуют две отдельные национальные идентичности, она прежде всего имела в виду наличие двух отдельных систем образования, каждая из которых учила студентов быть лояльными к своей нации и ее мировоззрению. Экономика, которая развивалась при мандате, подчеркивала несоответствие между еврейской и арабской экономиками: одна была динамичной, инновационной и тяготела к промышленности, в то время как другая была сельской, консервативной, готовой принять инновации, но не инициировать их. Обе экономики росли впечатляюще, но существовала большая разница в образе и уровне жизни.

В то время как власти мандата пытались создать «палестинскую» лояльность и чувство гражданственности как среди евреев, так и среди арабов, они признавали фактическое сосуществование двух экономик и двух обществ. Разделение двух экономик (несмотря на точки соприкосновения, сотрудничество и даже общие интересы, например среди производителей цитрусовых) отражало стремление обеих сторон сохранить свою идентичность, традиции и культуру. По мере того как напряженность между евреями и арабами нарастала, система их совместной жизни – даже в той скромной степени, в какой она существовала, – распадалась. Тогда британская корова даже не пыталась кормить, а два теленка, еврейский и арабский, с яростью отказывались кормиться.