У Израиля были все основания для беспокойства в начале 1953 г., когда Лондон и Вашингтон с особым рвением стали добиваться участия арабских стран в ближневосточном оборонительном пакте. О том, чтобы пригласить Израиль к участию в пакте, даже и речи не шло; более того, Госсекретарь США Даллес в телефонном разговоре от 1 июня поднял вопрос о репатриации определенного числа арабских беженцев “на территорию, находящуюся в настоящее время под израильским контролем”. Эта фраза была воспринята в Израиле как едва завуалированное сомнение относительно правомерности существующих границ. Тревогу вызывали также сделанные в Вашингтоне, во втором полугодии 1953 г., намеки на возможность продажи арабским странам оружия и все чаще высказываемое американцами осуждение ответных ударов израильских сил по базам федаинов. План Джонстона внес в начале 1954 г. элемент конструктивного сотрудничества в американо-израильские отношения; но в апреле и мае этого года израильтяне были потрясены высказываниями заместителя Государственного секретаря США Генри Байро-уда, который выступил с предложением ограничить еврейскую иммиграцию, сделав таким образом успокоительный жест в сторону арабов. Все это было свидетельством того негативного воздействия, которое не мог не оказывать на Израиль процесс активного формирования Багдадского пакта. Эта амбициозная структура, в рамках которой предполагалось объединить ближневосточные страны и страны западной демократии, со всей очевидностью основывалась на допущении, будто существует возможность исключения одной страны из общей системы — причем самой уязвимой страны региона.
А затем — как будто у израильтян к тому моменту было недостаточно поводов для тревоги — Лондон и Вашингтон решили оказать дополнительное давление на Израиль, потребовав от него территориальных уступок, чтобы таким образом воспрепятствовать совершению оружейной сделки Египта с советским блоком. В своей речи, произнесенной в августе 1955 г. и определявшей перспективы внешней политики США, Даллес подчеркнул, что указанные в ходе переговоров на Родосе в 1949 г. линии перемирия вовсе не должны были стать постоянными границами. “Проблема усугубляется тем обстоятельством, что ценность даже бесплодных земель приобрела значение, причем скорее духовное”, — добавил Государственный секретарь, явным образом намекая на пустыню Негев. А 9 ноября 1955 г. премьер-министр Великобритании Энтони Иден сказал — в отличие от Даллеса, прямым текстом, — что необходимо достижение “компромисса” между границами, определенными Резолюцией ООН от 1947 г., и предложенными в 1949 г. линиями перемирия. Позже Иден признал, что он, возможно, выбрал не лучший момент для произнесения этой речи. “В то время как русское оружие стало прибывать в Египет, — писал он в своих мемуарах, — по всей видимости, не следовало поднимать вопрос о границах”.
Вышло так, что осложнение отношений Израиля с Великобританией и США пришлось на то же время, когда Советский Союз стал увеличивать военную и дипломатическую поддержку, оказываемую Египту и Сирии. Выступая на сессии Верховного Совета СССР 29 декабря 1955 г., первый секретарь ЦК КПСС Н. С. Хрущев[5]
высказался по поводу Израиля с особой резкостью:“Заслуживают осуждения действия Государства Израиль, которое с первых дней своего существования выступало с угрозами в адрес своих арабских соседей и осуществляло по отношению к ним недружественную политику. Ясно, что за спиной тех, кто проводит такую политику, стоят империалистические страны, которые и пытаются использовать Израиль в качестве орудия против арабских народов”.
Возмущенные протесты Израиля не были приняты во внимание. Москва в дальнейшем даже не пыталась скрывать свое враждебное отношение, регулярно осуждая еврейское государство на сессиях Совета Безопасности ООН и обвиняя Бен-Гуриона в попытках развязать войну против арабских стран. Ясно, что ничего хорошего от Советского Союза Израилю ожидать не приходилось.