История как наука и политика. Эксперименты в историографии и Советский проект

Попытка Бухарина примирить систему Маркса с учением О. Конта не обошлась без последствий. В 1930 году, когда позиции Бухарина пошатнулись, партийные критики использовали его определение исторического материализма как социологии как демонстрацию «отклонения» от партийной линии и «отступления от марксизма»233. Так, один критик писал в 1930 году: «Изображение Маркса как защитника «социологического метода» может только привести к сближению его учения с учением буржуазных «социологистов», ничего общего не имеющим с марксизмом»234. В ноябре 1930 года Бухарин подписал заявление, в котором признавал свои «ошибки»235. Все еще надеясь вернуться в политику, он выступил в Лондоне с докладом о теоретических вопросах марксизма, в котором постарался решительно размежеваться с западной наукой.

Лондон, 1931

Когда 25 июня самолет с советской делегацией приземлился на аэродроме близ Лондона, это стало новостью дня в английской прессе. Трансконтинентальные пассажирские рейсы были еще редкостью и сами по себе привлекали внимание, тот же факт, что делегацию возглавлял Бухарин, стало политической сенсацией. Несмотря на восстановление дипломатических и торговых отношений между Великобританией и СССР, разорванных в 1927 году, тремя годами позже многие в правительстве продолжали выступать против поддержки отношений. Пытаясь найти компромисс с правящими консерваторами, весной 1931 года лейбористское правительство Р. Макдональда выпустило специальный меморандум о британо-советских отношениях, в котором СССР описывался как «враждебное государство, с которым, несмотря на это, нам необходимо поддерживать отношения»236. Правая пресса воспользовалась прилетом Бухарина, чтобы атаковать левое крыло лейбористского правительства, утверждая, что, выдав визу Бухарину, оно попустительствовало большевикам и распространению антикапиталистической пропаганды в Англии. Morning Post писала: «Одного из самых злобных коммунистических агитаторов» пустили в страну под видом «профессора»! Daily Mail вторила: «Бухарин, директор фабрики ненависти, в Лондоне!»237

И Бухарин действительно не подкачал. В своем докладе на конгрессе (который он прочитал на немецком) он описывал противостояние «двух миров» или «двух культур», не совместимых по своей сути: «Все человечество, весь orbis terrarum распался на два мира, две экономические и культурно-исторические системы. Налицо великая всемирно-историческая антитеза: на наших глазах происходит поляризация экономических систем, поляризация классов… поляризация культур»238.

В своем лондонском докладе Бухарин повторил тезисы, которые он произнес в речи накануне отъезда в Лондон. Оказией была специальная сессия к тому времени окончательно «советизированной» Академии наук, которая открылась в Москве 21 июня, за три дня до начала конгресса в Лондоне. Темой съезда было обсуждение задачи, поставленной Сталиным перед советской наукой: «Догнать и перегнать капиталистические страны»239. Бухарин озаглавил свою речь недвусмысленно: «Борьба двух миров и задачи науки: Наука СССР на всемирно-историческом перевале». Как и в своем лондонском докладе, он проговорил лозунги «великого перелома» – «Мир вступил в полосу последних огромных и решающих битв. Мир раскололся. Есть два мира. Наука раскололась. Есть две науки. Культура раскололась. Есть две культуры», – добавив к формулам немного красок:

Все прежние переломы и зигзаги исторических путей, все известные исторические перевалы, – будь то великие крестьянские революции древнего Китая или падение античного мира, разгром старинных восточных деспотий или буржуазные революции, начиная с английской, эпоха возрождения и так называемая реформация или распадение гигантского царства Чингис-хана, – все эти этапы всемирно-исторического маршрута человечества и количественно, и качественно,… не могут идти в сравнение с теми историческими сдвигами, которые характерны для переживаемого времени240.

И в Москве, и в Лондоне Бухарин спрятал между лозунгами свой главный тезис: что наука существует в обществе и неотделима от него. В Москве он подчеркивал, что для успешного планирования необходимо понимание неявной, но весьма материальной взаимозависимости науки и социума. В Лондоне – доказывал, что марксистское мировоззрение ведет к пониманию единства науки и тех взаимозависимостей, которые существуют между различными областями знания, между «чистой» и прикладной наукой и между наукой и техникой.