История как наука и политика. Эксперименты в историографии и Советский проект

Разнообразные программы научной истории, прослеженные в этой книге, имели не только интеллектуальные мотивы, но также преследовали политические цели. В раннесоветский период провозвестники новой, социалистической, науки рассматривали междисциплинарность как одну из фундаментальных черт науки при социализме, отличающих советскую науку от науки «буржуазной», с ее специализацией и фрагментацией академических дисциплин как отражении индивидуалистической природы капиталистического общества. Доступный язык, как другая отличительная особенность «социалистической науки», виделся способом коммуникации, позволяющим преодолеть дисциплинарные границы. В этом контексте филолог и сотрудник Коммунистической Академии И. А. Боричевский призывал к созданию специальной «науки о науке», или «науковедения». Сокрушаясь о «непрерывно растущем разделении труда в науке», в результате которого «великое здание научной мысли все больше начинает напоминать огромное промышленное предприятие, где каждый работник выполняет какую-нибудь частичную работу», Боричевский представил науковедение в качестве метаязыка коммуникации между разными «мастерскими современной науки»40. В этом же контексте Бухарин видел в истории науки способ преодоления дисциплинарных границ и пригласил Вавилова представить доклад о значении его геногеографических исследований для историков на Лондонском конгрессе историков науки (см. главы 2 и 3).

Во время холодной войны политика и идеология формировали программы научной истории по обе стороны «железного занавеса». Джулиан Хаксли, первоначально симпатизирующий наблюдатель за разворачивающимся в Советском Союзе социалистическим «экспериментом», а затем один из научных идеологов холодной войны, видел в научной истории противовес советской универсалистской идеологии. Для Хаксли смысл советского эксперимента менялся со временем, однако он продолжал занимать его мысли то как утопический идеал, то как осуществляющийся на практике опыт научного планирования, то как опасная антинаучная идеология, уникальным образом сформировав его видение проекта научной истории, инициированного им под эгидой ЮНЕСКО в 1950-е годы.

Используя «Россию как метод», эта книга ставит задачей высветить переплетенные истории естественных и гуманитарных наук в российском и советском научном ландшафте. Расширяя дисциплинарные рамки истории науки, эта книга фокусирует внимание на общем и неразделенном поле «научной гуманитаристики», выявляя исторические связи между историями естественных и гуманитарных наук. В качестве канвы для рассказа об амбициозных и идеологически мотивированных программах научной истории я использую переплетенные жизненные истории историков и ученых как исторические срезы, позволяющие пересмотреть и дополнить интеллектуальную историю исторической науки, реконструируя истории контактов и сотрудничества между представителями разных стран и дисциплин41. Следуя за героями этой книги из Москвы или Ленинграда в Лондон, Париж, Вашингтон или Филадельфию, я реконструирую забытые связи между историей исторической методологии на протяжении большей части XX века и историей радикальных амбиций и меняющихся смыслов советского проекта.

Иллюстрация 1. «Научная история». Панч, 2 февраля 1910 года, с. 89.

Глава 1. Научная история и единство науки

Когда в 1903 году Джон Багнелл Бери (J. B. Bury), принимая престижную позицию regius professor истории Кембриджского университета, провозгласил в своей инаугурационной речи, что история – это «наука, не более и не менее», ответ его коллег не заставил себя ждать: что за бессмыслица!42 Даже журнал сатиры и юмора Панч посчитал нужным высказаться на этот счет, высмеяв в стихах представление истории как «науки» (см. Иллюстрацию 1)43.

Начиная с последней четверти XIX века большинство профессиональных историков настаивали на принципиальном различии между гуманитарным историческим знанием и естественным научным знанием. История, согласно принятой аргументации, – наука интерпретативная, и качественные методы гуманитариев качественно отличаются от аналитических и количественных методов естественных наук. В той или иной форме разграничение между гуманитарной историей и естественными науками, по большей части, сохраняется до настоящего времени.