Когда их каноэ, тяжело нагруженные тушами кенгуру-валлоби, кабанов и казуаров, подплыли к деревне, стоявшие на берегу женщины спросили их: «Что за причина, дорогие муженьки, почему вы так поете и танцуете?» «Нам выпал большой успех, – прокричали они в ответ. – Теперь у нас полно пищи. Вот, подойдите поближе, убедитесь сами!»
Когда женщины заглянули в каноэ и увидели, что в них лежит, они недовольно воскликнули: «Что это за отвратительная дрянь!» Недовольных голосов становилось все больше. Кто же будет есть это дерьмо? И это вы называете успешной охотой, да?
Мужчины не могли скрыть своего недоумения. Почему они над нами смеются? Чего от нас хотят? Один из них, помудрее, поразмыслив, наконец догадался: «Я знаю, чего они хотят. Они хотят человеческого мяса!»
Тогда разгневанные приемом охотники, бросив свою добычу в реку, быстро поплыли к соседней деревне и вернулись оттуда с десятью трупами. Но возвращались они уже печальные. Никто из них не пел и не танцевал.
Когда к стоящим на берегу женщинам приблизились лодки, те закричали мужьям: «Ну, что вы теперь привезли, дорогие, чтобы накормить нас?» Но мужья им не отвечали. Они, потупив глаза, глядели на свою странную добычу, лежавшую на дне лодки.
«Да, да, отлично! – закричали женщины. – А теперь можете снова петь и танцевать, так как вы привезли нам то, что на самом деле достойно танцев и песен!»
Десять трупов вытащили из каноэ, уложили на берегу, а женщины приготовили из них еду. Все они в один голос утверждали, что она необыкновенно вкусная! И с того дня до сих пор мужчины и женщины этих племен постоянно повторяют, что человеческое мясо куда лучше мяса любого животного».
Все говорит о том, что, какими бы ни были причины возникновения каннибализма в Новой Гвинее, он существовал задолго до того дня, когда на эти негостеприимные берега высадились первые белые люди, и с тех пор он очень и очень медленно отмирает.
Один антрополог, работавший в Папуа и изучавший папуасское племя орокаива, не так давно писал: «Сами туземцы объясняют свой каннибализм простым желанием отведать хорошего мяса. С антропологической точки зрения, тот факт, что мы продолжаем оставаться суеверными или испытывать по крайней мере сентиментальные предрассудки в отношении употребления в пищу человеческой плоти, озадачивает в большей степени, чем тот факт, что туземец орокаива, прирожденный охотник, стремится насладиться вкусным мясом, если только ему удается его где-то найти».
Но даже такое откровенное заявление не идет ни в какое сравнение со словами путешественника Альфреда Сент-Джонстона, который без обиняков заявил, что «он сам был бы рад покончить со всей этой суеверной чепухой и заняться каннибализмом вместе с туземцами с островов Фиджи». Антрополог Ф.И. Уильямс в своем докладе правительству рассказывает об особенностях людоедства на Новой Гвинее: «Трупы взрослых людей привязывали за руки и ноги к шесту лицом вниз. Если жертвой становился ребенок, то воин, привязав одну его руку к ноге, взваливал его тело себе на плечи и нес труп, как несут охотники тушу убитого кенгуру. Обычно до этого жертву убивали. Особой обработке подвергались конечности тела. Голеностопные суставы отсекались, а ахиллесово сухожилие оставалось нетронутым. Кости ног и тазобедренные кости удалялись. С бедер аккуратно срезалось все мясо. Мякоть наворачивалось на палку длиной в три фута и привязывалась прочной лозой. В таком виде поклажу было удобно нести на спине.
Когда участники набега приносили привязанную к шесту жертву в деревню, то ставили его на попа. Всю ночь жители танцевали под аккомпанемент барабана и «уи» – деревянной трубы или раковины. Утром тело относили к ручью, где его разрезали на куски в проточной воде, чтобы смыть кровь. Затем кусочки мяса раздавали всем желающим, словно это простая свинина, а остатки пищи отдавали детишкам, которые играли, зажаривая свои порции на костре».
Уильямс, будучи истинным антропологом, рассматривает и различные табу в отношении употребления в пищу человеческого мяса, а их было, как мы уже упоминали выше, великое множество. В этом случае, как это бытовало и среди других племен, тот воин, который убил пленника, не допускался к трапезе, на которой съедали его жертву.
«Такое правило строго соблюдалось. Однако если запрещалось есть мясо, то все же разрешалось отведать маленькие кусочки печени, но только после того, как она в ходе продолжительной церемонии обрабатывалась различными целебными травами. После этого этот воин считал, что у него намного прибавилось мужества и свирепости, которые перешли к нему от жертвы. Однако в связи с этим следует помнить, что печень считалась у туземцев обиталищем страха и других сильных эмоций, вызываемых войной.