Граб добавляет, что, хотя ему приходилось слышать множество подобных историй, у него есть все основания полагать, что сами индейцы региона Гран-Чако каннибализмом не занимаются. Такая практика не чужда, скорее, индейцам племени чиригуано, на границе с Эль-Чако, и об их привычках и обычаях чако хорошо знали.
Граница между Бразилией и Северным Перу проходит как раз по реке Джауари, в том месте, где она шире всего. Это один из притоков реки Амазонки, и данный регион считается самым опасным и труднопроходимым.
В этой местности около ста лет назад появился исследователь Альгот Ланг, который хотел все сам изучить досконально. Нельзя сказать, что он ничего не знал об этом районе – здесь до него уже побывали несколько экспедиций, организованных синдикатами по производству резины, ибо как раз тут были найдены деревья, дающие сырье для ее изготовления. Большие фирмы продолжали свою разведку, хотя семена таких деревьев уже были давно вывезены из Бразилии в Англию, где из них вырастили саженцы, которые впоследствии были отправлены в Малайзию и Индонезию. Сообщения об условиях, в которых проходили подобные экспедиции, не оставляли у Ланга никаких сомнений на сей счет. Но все же Ланг под влиянием минуты принял решение присоединиться к одной из таких экспедиций и написал о своем исследовательском опыте подробный отчет. Змеиные укусы, неизлечимая «бери-бери», тропическая лихорадка и враждебно настроенные индейцы стали фатальными для многих его спутников и чуть ли не стоили жизни ему самому.
«У меня не оставалось и проблеска надежды, а я уже давно не верю в чудеса. Восемь дней подряд у меня нечего было есть – я приканчивал остатки зажаренной на костре обезьяны, подстреленной молодыми индейцами. Лихорадка вытрясала из меня душу. Я остался совершенно один: вокруг – на тысячи и тысячи миль ни одной живой души, абсолютно дикая, первозданная природа, непроходимые джунгли. Я несколько цинично размышлял о цепкости жизни, о той цепочке, которая еще связывала меня с живыми, и только теперь я целиком осознал, что значит для человека борьба за существование, особенно для такого, как я, загнанного в безвыходное положение. Я был уверен, что мне – конец.
Всю ночь напролет я полз, полз на карачках, через густой пролесок, не имея четкого представления, в каком направлении я двигаюсь. Любой попавшийся на моем пути зверь мог положить конец всем моим страданиям. Но сырая утренняя свежесть в этих местах оказывала на меня благотворное влияние и восстанавливала не только физические, но и душевные силы. Моя одежда превратилась в лохмотья, а колени – в два огромных синяка…
Мне показалось, что я вижу людей, много людей – мужчин, женщин, детей, большой дом. Вижу попугаев в ярком оперении, слышу их гортанные, пронзительные вопли. Громко закричав, я упал вперед. Маленькая курчавая собачка принялась лизать мне лицо. И тут я провалился – память мне отказала…
Я очнулся в удобном гамаке в большой темной комнате. Я слышал чьи-то голоса. Ко мне подошел какой-то мужчина и молча уставился на меня. Я не знал, где я, и мне казалось, что все это происходит со мной не наяву, что я в бреду или сошел с ума. Когда я вновь открыл глаза, то увидел перед собой женщину – она склонилась надо мной, держа в руках тыкву с куриным бульоном. Я медленно выпил его, не чувствуя никаких мук голода, не зная, не будучи уверенным до конца, жив я или уже мертв.
Только на пятый день, как мне сообщили потом, я начал приходить в себя. Оказывается, я нахожусь в «малоке», в деревне племени манжерона, этих известных и свирепых каннибалов.
Когда я смог стать на ноги и немного передвигаться с помощью двух женщин, меня отвели к вождю племени. Это был хорошо упитанный крепкий мужчина, и его наряд значительно отличался от остальных соплеменников. На лице у него блуждала приятная, добродушная улыбка, он постоянно обнажал ровные ряды остро заточенных зубов. Хотя его улыбка вселяла в меня уверенность в благоприятном исходе дела, я не мог отделаться от тревожной мысли, что я – среди страшных каннибалов, репутацию которых в этом регионе бассейна Амазонки никак не назовешь безупречной».
Он вспоминает, что эти люди знаками дали ему понять, что он может оставаться у них, пользуясь их гостеприимством, сколько ему будет угодно.
«Прежние способности возвращались ко мне, и я, глядя на этих туземцев, нашел, что они в самом деле странные люди. У каждого индейца в носу были вставлены два пера – издали их можно было принять за усики. На вожде был длинный, до колен, наряд из перьев. На женщинах вообще не было никакой одежды, только деревянное кольцо овальной формы, проткнутое через нижнюю губу, и разукрашенные замысловатыми узорами лица, руки и туловища. Они предпочитали алую и черную краски, которые добывали из особых растений.