История картографии

Во всяком случае, Пейтингерова таблица – документ не III в., а более поздний. Удалось проследить даже некоторые этапы ее истории. Примерно в 250 г. она была скопирована с большего по размеру оригинала I в. н. э. Около 350 г. в изображение прибрежной зоны были внесены кое-какие исправления, добавлено несколько островов. На рубеже V–VI вв. в таблицу были внесены очертания Мирового океана и подправлены очертания морей. Примерно в это же время появилась карта работы неизвестного космографа из Равенны, созданная явно под влиянием Пейтингеровой таблицы, с использованием новых сведений, полученных недавно. В целом вид Пейтингеровой таблицы, как она была обнаружена Цельтесом, сложился приблизительно в это время (ок. 500 г.), хотя и позже, например в VIII и IX вв., в нее также вносились мелкие коррективы. Мы не знаем, кто изготовил эту карту. Возможно, его имя было названо на первом листе карты, ныне утерянном. Первоначально карта состояла из двенадцати листов. Поскольку равеннский космограф ссылается на некоего Кастория как на источник своих сведений, причем тех сведений, которые можно найти также и в Пейтингеровой таблице, можно сделать вывод, что Касторий – это и есть автор карты. Эта карта построена не по правилам какой-либо конкретной проекции, не имеет она и постоянного масштаба, так что по ней невозможно определить расстояние между точками. Автор подписал расстояния непосредственно на карте.

У римлян, несомненно, были хорошие карты. Огромное количество отснятых дорог, что было необходимо для связи с отдаленными гарнизонами, развитая практика топографической съемки и высококвалифицированные геометры-землемеры (agrimensores) – эти факторы безусловно способствовали развитию картографии. Но вот все, что уцелело до наших дней со времен Римской империи: Пейтингерова таблица; несколько локальных карт-набросков из справочника «Notitia dignitatum Imperii Romani» (Справочник должностных лиц Римской империи, V в.) – в основном схемы отдаленных гарнизонов, очень грубо сделанные и не подчиняющиеся никаким общим правилам (рис. XII); изображение Черного моря на упоминавшемся выше фрагменте солдатского щита; наброски карт и планов, приложенные к руководству для землемеров и собранные Гигином Громатиком (рис. XIII). Это полный список известных нам римских карт.

Когда римляне захватили Грецию вместе с ее провинциями и колониями, они не слишком уважительно отнеслись к интеллектуальным достижениям греков. Основной космографической концепцией римских картографов, так же как и греческих, была Земля в форме плоского диска, окруженного морем. Восток изображался сверху, Эгейское море – в центре. Но римлян мало интересовали теоретические рассуждения о форме Земли и методы отображения географических данных на листе бумаги. Другими словами, они, в отличие от греков, не считали нужным спорить о сравнительных достоинствах различных проекций и систем координат. Их интересовали практические вопросы. Римляне измеряли расстояния между различными точками вовсе не для того, чтобы определить их широту и долготу, но с исключительно практической целью – получить как можно более точное описание военных и торговых путей. Текстовые описания маршрутов, называвшиеся scripta, с III в. превращаются в picta, а именно в начерченные или нарисованные карты, подобные Пейтингеровой таблице.

Глава 3 Христианское Средневековье

Первоначально под Средними веками подразумевался промежуток времени между Древним миром и современностью, то есть «между двумя периодами более или менее рационального порядка». В истории цивилизации, однако, Средние века можно разделить на две ясно различимые фазы. Непосредственно после падения Римской империи началась «готская ночь» темных веков. Причиной тому – нашествие неграмотных варваров-завоевателей и деяния церкви, сражавшейся против язычества. Вместе они полностью задушили светскую культуру и позволили предать забвению интеллектуальное и художественное наследие Греции и Рима. Отцов церкви того времени и правда мало интересовали интеллектуальные изыскания, не имеющие отношения к теологии. Говоря словами св. Дамиана, «простому люду, а не ученым доверил Бог задачу провозглашения Его законов. Св. Бенедикт не славился ученостью, св. Андрей отверг Пилата ради Евангелия. Что может дать христианам наука?». Отзвуки такого ограниченного отношения к светской культуре можно найти и у значительно более поздних реформаторов церкви, и даже св. Франциск способен был осудить стремление монашеской братии к систематическим научным знаниям как недуховное: «Многие братья стремятся приобрести знания… Те из братьев, кого любопытство влечет к науке, обнаружат в день Страшного Суда, что их руки пусты».