История картографии

Многие дикие народы достигли некоторого мастерства в рисовании карт на плоской поверхности, но только эскимосы, пожалуй, попытались изобразить на картах черты рельефа. Капитан Ф.В. Бичи в 1826 г. обнаружил доказательства этого среди западных эскимосов Берингова пролива. Вот как он описывает процесс создания из песка рельефной модели побережья в заливе Коцебу: «Сперва палкой провели береговую линию и обозначили расстояния в днях пути. Затем появились холмы и горные гряды в виде холмиков песка или камешков, а также острова, представленные кучками камешков, в полном соответствии с их относительными размерами… Когда с горами и островами было покончено, настал черед деревень и рыболовных стоянок, которые отметили множеством воткнутых вертикально палочек… Через некоторое время мы имели полный топографический план побережья от Пойнт-Дарби до мыса Крузенштерна. Позже некий антрополог заметил, что эскимосы залива Камберленд возле пролива Дэвиса для обозначения высокого берега на рисованной карте прибегали к штриховке. Но самым характерным материалом было и остается дерево, которым пользуются для создания карт эскимосы Гренландии (рис. II). Из брусков вырезаются рельефные изображения, представляющие части сильно изрезанного побережья Гренландии с его фьордами, островами, горами и ледниками, при этом изображения островов соединяют между собой стержнями.

Прибывшие в Мексику испанцы застали там высокоразвитую культуру, в значительной степени унаследованную ацтеками от их предшественников – майя и тольтеков. Карты рисовались с большим искусством и такой точностью, что путешественники могли уверенно пользоваться ими. В 1520 г. Эрнан Кортес описал для императора Карла V один из разговоров с Монтесумой. Он спросил у Монтесумы о гаванях на побережье, подходящих для больших судов, и король прислал ему «карту всего побережья, нарисованную на ткани». Эти карты чертились или рисовались на полотне, сотканном из волокон агавы, иногда на бумаге из коры фигового дерева, а некоторые на специальным образом подготовленных шкурах. Позже, в 1526 г., посланцы Табаско и Шикаланго начертили для Кортеса «изображение всей страны», с помощью которого, по его расчетам, он «мог бы легко пройти значительную ее часть». Фактически эта карта простиралась почти до Панамы и позже направляла его в трудном путешествии в Гондурас. Испанские церковники систематически занимались уничтожением индейских документов, в результате чего погибли почти все подобные карты. Сохранилось всего два памятника доиспанской картографии и несколько индейских карт последующего периода. Именно на них основывается наше суждение о ранней мексиканской картографии. Хотя в более поздних картах можно заметить некоторое европейское влияние, в них тем не менее сохранены традиционные символы для передачи топографической и исторической информации, всегда тесно переплетенной в индейских картах. Так, карты из так называемого кодекса Тепетла-остока нарисованы на европейской бумаге, но используют при этом набор условных обозначений, в точности соответствующих обозначениям на древних мексиканских рисунках (рис. III). Сохранилось немало кадастровых планов, покрывающих в общей сложности значительную территорию. Для обозначения государственных земель, земель знати и простолюдинов в них использованы разные цвета. Уцелели и несколько городских планов раннеиспанского периода. Так, Алонсо де Санта-Крус при изготовлении плана города Мехико (1567 г.), вероятно, пользовался более старыми материалами, а окрестности города на его плане кажутся просто скопированными с сильно уменьшенной карты всего государства мексиканцев.

Таким образом, мы имеем карты, изображенные примитивными художниками на бересте, деревянных брусках, шкурах, а после знакомства с европейцами также и на бумаге.