История Халифата. Том 1. Ислам в Аравии, 570—633

Скорее всего после этого в голове Мухаммада стали складываться первые рифмованные фразы торжественной речи. Появление организованной ритмической или рифмованной речи словно из ничего всем народам древности казалось чудом, результатом воздействия могущественной силы, завладевшей человеком и внушающей ему эту небывалую, недоступную другим речь. В Аравии, как мы знаем, посредником между миром людей и миром могущественных таинственных сил считался шайтан, а поэт — ша'ир («ведун») — представлялся рупором этих сил, родным братом прорицателя-кахина.

Для Мухаммада, до того момента не обладавшего поэтическим даром, сложение первых необычных фраз, настойчиво звучавших в голове, само по себе было потрясением, свидетельством влияния сверхъестественных сил. По словам самого Мухаммада, первые фразы Корана явились ему во сне, когда некто (отождествленный потом с Джабраилом) со свитком в руках велел: «Читай!» Мухаммад трижды отказывался, но, принуждаемый силой, наконец прочел написанное. «Когда я проснулся, то эти слова были словно записаны в моем сердце» [+102].

В этом эпизоде нет ничего сверхъестественного: хорошо известно, что у людей, мозг которых неотступно занят какой-то проблемой, решение иногда приходит во сне, а композиторы и наяву нередко слышат новую музыку (С. В. Рахманинов, например, слышал новую музыку так отчетливо, будто ее кто-то проигрывал на рояле, и ему только оставалось ее записать и оркестровать). Видимо, и у Мухаммада текст проповедей рождался в звуковой форме и воспринимался как диктуемый.

Все же следует учитывать и то, что часть текстов складывалась во время припадков, когда Мухаммад бледнел, трясся, обливался потом, на губах появлялась пена и руки судорожно выворачивались [+103]. Эти припадки в глазах окружающих были проявлениями особого состояния восприятия откровения. Считать, как полагал Аренс, что такие состояния вызывались возбуждающими травами, невозможно, так как они возникали непроизвольно и в неожиданных ситуациях [+104].

Мусульманские биографы Мухаммада и историки Корана расходились в том, какие разделы его самые ранние. Общепринято считать ими начало 96-й суры: «(1) Читай! Во имя господа твоего, который сотворил, (2) сотворил человека из сгустка. (3) Читай! Ведь господь твой щедрейший, (4) который научил каламом [*3] (5) научил человека тому, чего он не знал. (6) Но нет! Человек восстает, (7) оттого что видит себя разбогатевшим».

Европейские исследователи, следуя за традицией, обычно также называют эту суру первой, хотя и оговаривают существование других мнений [+105].

Если принять на веру рассказ о начале Корана, прочитанном во сне, то нельзя не признать странным, что самые первые слова, сложившиеся ли в голове Мухаммада или, как считают верующие, данные в откровении, словно вырваны откуда-то: «Ведь господь твой щедрейший, который научил каламом…» Гораздо естественнее как начальные звучат слова 74-й суры: «(1) О закутанный [в плащ]! (2) Встань и увещевай! (3) И господа твоего возвеличивай! (4) И одежды свои очисть! (5) И скверны беги! (6) И не оказывай благодеяния ради многократного [воздаяния]! (7) И ради господа твоего терпи!» [+106].

Независимо от того, какой из двух текстов старше, оба следует признать неподходящими для публичной проповеди. Это скорее своеобразная визитная карточка, которую можно предъявить для удостоверения подлинности пророчества. По-видимому, в Коране не сохранились те фразы, с которыми Мухаммад впервые обратился к своим последователям. Круг первых слушателей был ничтожен, никаких воспоминаний участников первых собраний не сохранилось; все, что потом передавалось потомству, относится к более позднему этапу, когда вокруг Мухаммада сложилась группа из 40–50 последователей, а повторявшиеся проповеди приобрели более систематизированный и обработанный вид. Менялось и восприятие самим Мухаммедом своих первых экстатических видений.