История Хэйкэ

Киёмори питал симпатию к Корэмити и полагал, что это чувство взаимно. К тому времени, когда гость собрался уходить, Киёмори выпил с ним сакэ гораздо больше, чем обычно. Когда он еще находился в благодушном настроении, снова вошел Токитада и доложил, что пленница подготовлена к допросу.

Киёмори пошел по галерее, ведшей в западное крыло дома. Особняк ремонтировался, и к нему добавлялись пристройки. Хозяин Рокухары осторожно продвигался к комнате во внутреннем дворе, где расширялась территория, отведенная под сад.

– Где, ты сказал, они находятся?

– Вон там.

– Там, внизу?

Киёмори подошел к балюстраде и глянул вниз. Токива стояла на коленях на соломенной циновке с опущенной головой, по бокам сидели ее дети, цепляясь за рукава матери.

– Айтого, дай женщине и детям подушечки для колен, – приказал Киёмори, размещаясь в центре комнаты.

Айтого выглядел озадаченным и несколько неловким. Он не привык к подобному обращению с узниками.

– Сюда, положи их сюда, – сказал Киёмори, указывая кивком в сторону галереи, откуда вела дверь в комнату.

– Сюда, мой господин?

Киёмори снова кивнул, глядя, как Айтого раскладывает подушечки по ступенькам, поднимавшимся от дворика. Токитада пошел к Токиве. Она подняла голову, задрожала и прижала к себе теснее своих испуганных детей. Токитада сказал:

– Ступайте к лестнице. Там займите свои места.

Токива поднялась, прижимая младенца к себе одной рукой и держа маленькую ручонку Отоваки – другой. Она прошла к лестнице, медленно поднялась по ступенькам с Имавакой, ухватившимся рукой за ее платье.

Когда Токива приближалась, Киёмори почувствовал волнение: оправдались его самые смелые предположения. Это действительно была ни с кем не сравнимая красавица, имя которой когда-то звучало у всех на устах!

– Тебе горько, Токива?

– Нет, я выплакала все слезы. Умоляю вас пощадить мою мать. Прошу вас, господин, освободите ее.

– Сделаю это, – немедленно откликнулся Киёмори и продолжил разговор: – Где ты скрывалась до сих пор? Что побудило тебя бежать из столицы с детьми?

– Я была в Ямато. Что касается детей, то могу только сказать, что я мало отличаюсь от других матерей, которые привязаны к своим чадам.

– Что заставило тебя вернуться в столицу?

– Опасения относительно судьбы моей матери.

– Тебе известно, что твой дядя здесь?

– Я не знала, что мой дядя опередил меня. Я ведь возвратилась, чтобы самой передать себя на ваш суд.

– Я так и думал.

Киёмори замолчал, разглядывая молодую мать и детей. Затем спросил:

– Ты способна кормить его?

Токива бросила взгляд на покоившегося в руках младенца и вместо ответа едва заметно кивнула.

«Не вполне, думаю, не вполне, – произнес про себя Киёмори. – Матери – глупые создания. Они делают вид, что у них есть еда, когда ее нет на самом деле. Что они могут предложить своим мужьям и детям, когда младенцы тянутся к груди… И ты скиталась по горам и долинам – чудо, что твой младенец выжил».

– Токива, тебе нечего бояться, – сказал он вслух. – Война была между мной и Ёситомо. Ты невиновна.

– Да?

– Жаль, что такой человек, как Ёситомо, был сбит с толку молодыми придворными. Он и меня недооценил.

Токива потеряла самообладание и разрыдалась.

– Господин, господин… – повторяла она, всхлипывая.

Взгляд Киёмори пробежал по обращенному к нему лицу женщины и остановился на густых ресницах, смоченных слезами. Его сердце переполнилось жалостью.

– Не надо плакать, Токива. К войне ты не имеешь никакого отношения. Твоя мать будет освобождена, поскольку ты передала себя властям. Утри слезы, Токива, ты тоже получишь свободу.

Женщина взмолилась:

– Нет-нет, я не прошу пощады для себя. Но будьте милосердны к ним, моим детям!

– Что?

– Господин, пощадите детей! Дайте мне умереть вместо них!

Услышав это, Киёмори рассердился и рявкнул:

– Женщина, думай, о чем говоришь! Подобно всем женщинам, ты имеешь глупую привычку спекулировать на моей доброте. Возможно, ты не Гэндзи, но кровь Гэндзи, несомненно, течет в этих детях. Я не могу их пощадить!

Разгневанный, Киёмори вскочил на ноги, затем снова сел. Его взгляд скользил украдкой по распростершейся перед ним фигуре женщины.

– Значит, и ты, подобно Ёситомо, недооцениваешь меня. Мне ненавистно слово «милосердие». Я абсолютно безжалостен. Айтого! Токитада!

Когда те вошли, Киёмори сказал:

– Уведите эту женщину и детей. Суд закончен.

Хозяин Рокухары быстро вышел из комнаты и удалился во внутренние покои дома.

Менее чем через две недели Киёмори смягчился и поступил так, как всегда поступал в отношении ближайших родственников и слабых людей. Он послал гонца за Сигэмори и сказал ему:

– Я хорошо обдумал вопрос о сыне Ёситомо.

– И что вы решили, отец?

– После всего услышанного от твоей бабушки я решил пощадить Ёритомо.

– И что потом?

– Он будет сослан в самый отдаленный уголок страны.

– Моя бабушка будет рада услышать это. Люди назовут тебя достойным сыном своих родителей.

– Мне ничего этого не нужно. Я не претендую на роль примерного сына. Но я сам отец и не склонен предавать смерти сына другого мужчины.