История Хэйкэ

Услышав этот исступленный приказ, слуги развернули карету и протащили ее через скопление экипажей. Когда карету подводили к портику, она колесом задела стоявший там паланкин и опрокинула его с резким звуком рвущейся материи. Тогда Аканори из дома Гэндзи и еще несколько воинов, стоявших на страже у дверей, ругаясь, сбежали с лестницы.

Разъяренный Сутоку выпалил в порыве гнева:

– Прочь с дороги, дерзкие! Вы что, не видите, кто я? Как вы осмелились мне помешать?!

С угрожающим видом Аканори вышел вперед:

– Теперь-то, когда я вижу, кто вы такой, у меня появилось еще больше причин запретить вам пройти дальше. У меня приказ не допускать вас сюда. Назад! Назад!

Вне себя Сутоку высунулся из кареты:

– Что ты сказал, жалкий чиновник? Я здесь, чтобы увидеть его величество, моего отца, но никто не вышел меня встретить, и к тому же осмеливаются посылать простых воинов – выполнять их приказы!

– Мне приказал Корэката, глава Правой стражи, служащий его величеству. Воин обязан выполнять свой долг. Вы не сделаете дальше ни шага!

– Мне нет до вас дела, негодяи…

Дрожа от ярости, Сутоку приготовился выйти, но стражники подскочили к карете и толкнули ее назад. Слуги Сутоку прыгнули на воинов и сцепились с ними; от столкновения карета покачнулась. Сутоку попытался уцепиться за занавеску, но его выбросило на землю между оглоблями. Занавеска вырвалась из его рук, и он, падая, сломал оглоблю, а та задела щеку Аканори, на которой сразу же появилась кровь.

Во дворце быстро узнали, что прежний император Сутоку обезумел, ранил стражника и вот-вот появится во внутренних покоях. Когда Корэкате, начальнику Правой стражи, сидевшему возле советника Синдзэя, доложили о случившейся драке, он тут же вскочил. Крик испуга, вырвавшийся у одной из придворных дам, заставил его помчаться по длинным коридорам. Выбежав в приемный зал с колонной, освещенной ярким лучом света, он буквально столкнулся с Сутоку. Лицо экс-императора представляло собой бледную маску, глаза смотрели невидящим взглядом, один рукав был порван, а волосы в диком беспорядке свешивались на лоб.

Начальник стражи выбросил вперед руки в запрещающем жесте.

– Господин, вы не можете войти! – крикнул он, преградив дорогу. – Вас не должны видеть в вашем теперешнем состоянии. Прошу вас очень тихо удалиться.

Сутоку, по-видимому, его не понял и грубо оттолкнул руки Корэкаты:

– Прочь с дороги! Я должен увидеть его – сейчас же!

– Господин, как вы не поймете, вы не можете его увидеть!

– Я… я не понимаю, Корэката! Что плохого в моем желании видеть умирающего отца? Почему ты мне мешаешь, злодей? Прочь, прочь с дороги!

Удерживая обезумевшего Сутоку, Корэката повысил голос почти до крика:

– Вы сошли с ума, говорю вам! Что бы вы ни сказали, вы его не увидите!

Неожиданно Сутоку разразился сильнейшими рыданиями, не переставая бороться и трясти удерживавшие его руки начальника стражи, но тот позвал еще стражников, которые сразу же вытащили сопротивлявшегося и всхлипывавшего Сутоку из помещения и силой усадили его в карету.

Ярко освещенный внутри храм был наполнен запахом благовоний; погребальное пение сопровождалось в унисон траурными ударами гонгов. Пока дух Тобы покидал этот мир, тысяча монахов молча склонили головы.

Прежде чем короткая летняя ночь подошла к концу, по дворцу в Такэде волной прокатился слух. Шепотом его передавали от одного уха к другому: прежний император организует заговор… Невероятно? Но и раньше наблюдались его признаки, и отчет Ведомства стражи это подтверждал. В особняке Танака, стоявшем через реку напротив Приюта отшельника, где жил Сутоку, происходили подозрительные вещи. С часа Кабана [3] там, видимо, собрались заговорщики и держали совет. Из другого источника в столице поступил отчет о том, что днем ранее лошади и повозки, груженные оружием, нерегулярно, через различные интервалы времени, прибывали к Дворцу Ручья под ивой. Люди рассказывали, что видели, как группы перепуганных женщин с детьми и с домашним скарбом в середине дня спешили к Северным и Восточным горам. Дороги столицы опустели, как в городе, вымершем в полночь…

Исчезновение Ёринаги из числа скорбящих в комнате усопшего не оставило места для сомнений. Не только он, но и Цунэмунэ, Тададзанэ и другие, замеченные в симпатиях к Сутоку, куда-то пропали. Стало ясно, что зреет заговор.

Вплоть до окончания седьмого дня строгого траура ворота Приюта отшельника и особняка Танака закрыли для всех посетителей, и не было видно, чтобы кто-либо выходил оттуда. Однако с наступлением ночи с обеих сторон крадучись вышли на разведку переодетые по-разному фигуры.

Во второй день траура Ёринага оставил придворных вельмож, окружавших катафалк, сославшись на неотложные дела, призывавшие его в Удзи. Устроившись в карете, он дал волю своей ярости:

– Это называется бдение у гроба – шепчутся о заговорах, льют слезы и подозрительно поглядывают друг за другом, прячут свое предательство за торжественным хором монахов! Кто бы вынес вид этого моря лживых слез?