История христианской Церкви. Том II. Доникейское христианство (100 — 325 г. по P. Χ.)

Гиббон в своей знаменитой пятнадцатой главе объясняет быстрое распространение христианства в Римской империи пятью причинами: рвением первых христиан, верой в будущую награду и наказание, силой чудес, суровостью (чистотой) христианской морали и компактной церковной организацией. Но эти причины — сами по себе следствия причины, на которую Гиббон не обращает внимания, а именно: божественной истинности христианства, совершенства учения Христа и примера Христа. См. критику доктора Джона Генри Ньюмена (John Henry Newman, Grammar of Assent,445 sq.) и доктора Джорджа II. Фишера (George P. Fisher, The Beginnings of Christianity,p. 543 sqq.). «Это рвение [первых христиан], — говорит Фишер, — было ревностной любовью к Личности и к Его служению; вера в грядущую жизнь вытекала из веры в Того, Кто умер, и снова воскрес, и вознесся на небеса; чудесные способности первых учеников сознательно связывались с тем же источником; чистота морали и братское единство, лежащие в основе церковных связей среди первых христиан, тоже были плодом их отношений со Христом и их общей любви к Нему. Победа христианства в Римском мире была победой Христа, Который вознесся, чтобы привлечь к Себе всех людей».

Леки (Lecky, Hist, of Europ. Morals,I. 412) смотрит глубже, чем Гиббон, и объясняет успех раннего христианства его внутренним превосходством и прекрасной адаптацией к нуждам периода древней Римской империи. «Среди этого движения, — пишет он, — христианство возвышалось, и нам нетрудно будет обнаружить причины его успеха. Никакая другая религия при таких обстоятельствах никогда не сочетала в себе столько мощных и притягательных моментов. В отличие от иудейской религии, она не была связана с какой–либо местностью и в равной мере подходила представителям любого народа и любого класса. В отличие от стоицизма, она сильнейшим образом затрагивала чувства и обладала всем очарованием богослужения, проникнутого сопереживанием. В отличие от египетской религии, она присоединила к своему неповторимому учению чистую и благородную этическую систему и доказала, что способна применить ее на практике. В момент развернувшегося повсеместно процесса общественного и национального слияния она провозглашала всеобщее братство людей. Среди разлагающего влияния философии и цивилизации она учила высшей святости любви. Для раба, который никогда не играл большой роли в религиозной жизни Рима, это была религия страдающих и угнетенных. Для философа это был одновременно отзвук высшей этики поздних стоиков и развитие лучших учений школы Платона. Для мира, жаждущего чудес, она предлагала историю, полную чудес не менее необычных, чем совершенные Аполлонием Тианским; иудеи и халдеи вряд ли могли тягаться с христианскими экзорцистами, и предания о постоянном совершении чудес распространялись среди последователей этой веры. Для мира, глубоко осознающего политический распад и с готовностью и нетерпением устремленного в будущее, она с будоражащей силой провозглашала скорое уничтожение земного шара — славу всех своих друзей и осуждение всех своих врагов. Для мира, которому приелось холодное и бесстрастное величие, осмысленное Катоном и воспетое Луканом, она предложила идеал сострадания и любви — идеал, призванный в течение веков привлекать к себе все величайшее и благороднейшее на земле, — Учителя, Который был тронут видом наших немощей и Который мог плакать над могилой Своего друга. Короче говоря, миру, терзаемому противоречивыми верованиями и враждующими друг с другом философскими системами, христианство предложило свое учение не как человеческий вымысел, но как божественное откровение, подтверждаемое не столько разумом, сколько верой. "Потому что сердцем веруют к праведности" [7]; "кто хочет творить волю Его, тот узнает о сем учении, от Бога ли оно" [8]; "если вы не верите, не поймете"; "истинно христианское сердце"; "богословами становятся от сердца", — эти выражения лучше всего передают суть изначального воздействия христианства на мир. Как все великие религии, христианство больше беспокоилось об образе чувств, чем об образе мыслей. Основной причиной успеха христианства было соответствие его учения духовной природе человечества. Христианство так глубоко укоренилось в сердцах людей именно потому, что оно точно соответствовало моральным переживаниям века, потому, что в идеале оно представляло тот высший тип совершенства, к которому стремились все люди, потому, что оно совпадало с их религиозными потребностями, целями и чувствами, и потому, что под его влиянием могла свободно распространяться и развиваться вся духовная сущность человека».