История Киева. Киев капиталистический

Начало 1920-х годов – расцвет творчества художника. От этого времени дошло до нас почти полторы тысячи его рисунков. Он работал чаще всего прессованным углем, мягкими, бархатистыми пятнами ложащимся на бумагу. И из этих клубящихся пятен, образующих на листе неопределенное, таинственно пульсирующее темное пространство, выступают неясные, но проникнутые страстным драматическим напряжением фигуры и лица. Рисунки эскизны, беглы. Художник не дает им названий – они лишь звенья бесконечной цепи, частицы единого, колоссального замысла, наброски отдельных персонажей и эпизодов, которым предстоит еще получить свой окончательный смысл, объединившись в стройное целое.

В. Н. Чекрыгин. Фотография 1920 г.

В самом деле, художник мечтал о грандиозной фреске, посвященной грядущим судьбам человечества. В основе этого утопического замысла – философское учение Н. Ф. Федорова о воскрешении ушедших поколений и переселении человечества в космические дали, которое произвело на Чекрыгина неизгладимое впечатление. Но овладение космосом, путь к звездам – это для художника не техническая задача, а духовный подвиг, совершаемый героическим порывом и озарением. Листы Чекрыгина с их сияющими из мрака обнаженными телами не имеют ничего общего с научной фантастикой. «Не принимайте эти фигуры за тела, в них не должно быть ничего телесного, это только образы, духи», – говорил художник. Но рядом с этой философской утопией возникает в чекрыгинских рисунках совсем иная тема, злободневная, прямо с газетной страницы: «Голод в Поволжье» (1922). И здесь тот же интерес не к факту, хотя и страшному, а к его внутреннему драматизму, к духовному напряжению времени. Перейдя от живописи к рисунку, позволявшему почти мгновенно выплескивать на лист эту разрывавшую его бурю страстей, Чекрыгин оставался живописцем по всему своему творческому складу. Эти скромные по материалу листы и кажутся живописью, они не графичны, не линейны, наполнены могучими массами цвета (пусть только черного и белого), сиянием света и глубинами тьмы. И в своей трагической мощи работы эти перекликаются с наиболее драматическими образами великих мастеров прошлого – с могучими рисунками Тинторетто, одухотворенной графикой Рембрандта, трагическими гротесками Гойи.

Страстная одержимость искусством, проникающим в судьбы страдающего и прекрасного человечества, сделала совсем еще молодого Чекрыгина вдохновителем целой группы художников с близкими духовными устремлениями. Они называли ее «Искусство – жизнь» или, по заглавию своего журнала, «Маковец». Художник-мыслитель, стремившийся и теоретически определить смысл своего искусства, Чекрыгин был идеологом группы. Но путь его оборвался трагически рано: в возрасте двадцати пяти лет художник погиб под колесами поезда.

Месть искусства, или синдром Стендаля в Киеве невозможен

Киев – город светлой духовности. А вот Венеция… Первый в мире город по количеству самоубийств. Нездоровая обстановка постоянной сырости и антисанитарии подчеркивают декадентскую, незаметно исчезающую красоту города, стоящего в воде и всегда готового уйти на глубину. В этом городе происходят трагические события романа «Смерть в Венеции» Томаса Манна, по которому поставил свой знаменитый фильм Лукино Висконти. Смерть словно добавлена в венецианскую воду, и от нее нет спасения. Красота Венеции – как один большой мираж, от которого мутнеет разум, просыпается внутренний, давно забытый страх, или одно самое заветное желание. Своим существованием этот безумный город, недаром тут самые знаменитые карнавалы, словно говорит: красота – это болезнь, от сладкой приторности которой хочется забыться и умереть, слушая, как вода бьется о каменные ступени, пока довольный чаевыми гондольер поет дурацкую, грустную песню. Город Венеция – бесконечный синдром Стендаля в Адриатическом море.