История Киева. Киев советский. Том 2 (1945—1991)

У моего читателя может создаться впечатление, что только в Украине старались сохранить национальную самобытность. «Интересно узнать, что идеи выпроводить носителей русскоязычной челюсти (неспособной к изучению языков) появлялись в странах Прибалтики уже в середине 1950-х. Упоминание неприязненного отношения к русским в магазинах и т. п. полностью совпадает с рассказами моего деда, который во времена «тюрьмы народов» ездил в страны Прибалтики, и опытные водители сразу его предупредили, чтобы говорил на украинском и если надо спросить дорогу, не забывал упомянуть, что он с Украины. В ином случае местные делали вид, что не понимают тебя». Александр Пыжиков. Хрущевская «Оттепель», 1953–1964 гг.

Революция на граните. 1990 год

Усиливавшимся в 1950-е годы в республиках Прибалтики национальным настроениям способствовало то, что вернувшиеся из ссылок бывшие участники борьбы за независимость сумели занять многие ответственные посты в сфере образования и культуры. XX съезд партии с его осуждением культа личности Сталина республиканскими руководителями был воспринят как легитимность курса дальнейшего укоренения руководящих кадров в республиках Прибалтики и устранения русификаторских издержек сталинской эпохи. Так, первый секретарь рижского горкома партии Витаутас Берклав высказывал тревогу относительно потока приезжих не коренной национальности, потери Ригой своего национального облика и возможности превращения ее в город, населенный русскими. Чтобы этому воспрепятствовать, по предложению Берклава Рижский горком принял решение: а) о необходимости изучения в течение двух лет (не латышами) латышского языка; по истечении этого срока лица, не усвоившие язык, освобождались от работы с предложением покинуть республику; б) о введении ограничения в прописке не латышей. С подобным заявлением выступил Председатель Верховного Совета Латвии Озолинь, который поставил вопрос о придании латышскому языку статуса государственного. В этой республике нашлось немало сторонников борьбы с русификацией в высшем и среднем звене партийных и комсомольских работников коренной национальности. Органами рупора такого рода выступлений в республике стали комсомольская газета «Падомью Яунатне» и журнал «Лиесма».

С заявлениями, аналогичными Берклаву и Озолиню, в Эстонии выступил завотделом культуры Таллинского райисполкома Тийтс. В Вильнюсском государственном университете делегаты комсомольской конференции требовали отменить изучение русского языка, а в состав нового комитета были избраны исключительно литовцы. В письмах из Эстонии и Литвы, поступавших в ЦК КПСС, сообщалось, что со стороны коренного населения в магазинах, автобусах и других общественных местах массово проявляется неприязненное отношение к русским.

Все эти факты одного порядка. XX съезд по существу открыл шлюзы накопившейся недоброжелательности ко всей проводимой до середины 1950-х годов политики центра в отношении прибалтийских республик. События осени 1956 года в Польше и Венгрии вызвали настоящие всплески национального движения в Прибалтике, особенно сильным оно было в Эстонии и Литве. Направленные на свержение просталинских режимов массовые выступления (особенно в Венгрии) во многом были близки и разделялись частью прибалтийской общественности – оппозиционной советскому строю. Ввод войск в октябре 1956 года в Венгрию для подавления там антикоммунистического выступления отозвался громким эхом солидарности с восставшими во всех прибалтийских республиках.