У многих героев знаменитых советских детских книг есть более ранние зарубежные прототипы. Известно, что наш «Буратино» – это переписанный Алексеем Толстым итальянский «Пиноккио» Карло Коллоди. Меньше в России знают, что Доктор Айболит – тоже не слишком оригинален. В СССР считалось, что переписать буржуазную литературу с установкой правильных идеологических акцентов – это очень даже хорошо. И этим можно гордиться, не ссылаясь ни на какие первоисточники. Так, Лазарь Лагин написал «Старика Хоттабыча», используя изданную в 1900 году повесть англичанина Томаса Гатри «Медный кувшин», там молодой архитектор выпускает на волю из кувшина джинна, заточенного туда царем Соломоном, а джинн в благодарность начинает следовать за ним и исполнять его желания. На русский язык повесть была переведена в 1916 году, и Лазарь Лагин этим переводом пользовался. «Доктор Айболит» Корнея Чуковского – это переработка «Истории доктора Дулиттла» англичанина Хью Лофтинга. Доктор Дулиттл лечит животных и умеет с ними разговаривать. У него есть друзья – обезьяна Чи-Чи, сова Ту-Ту, поросенок Габ-Габ, утка Даб-Даб, Тянитолкай и др. «Волшебник Изумрудного города» Александра Волкова – это переписанный «Волшебник страны ОЗ» американца Фрэнка Баума. Малыши из «Незнайки» Николая Носова взяты из дореволюционной книги Анны Хвольсон «Царство малюток», которая, в свою очередь, опиралась на истории о сказочных существах брауни, которых придумал Палмер Кокс. Получается, что буржуазную литературу нам переводили на советский язык.
А где было гражданам СССР получить задатки гуманитарного воспитания и, не боюсь этого слова, образования? В книгах? Но большинство членов гуманитарных творческих союзов были евреями, как никак – «народ книги»… И они колебались – куда им направить свои устремления: в комму-низм или в сио-низм… Как не крути, все равно – низм…
Эта книга – эпический взгляд на мятежный XX век. Ибо мы – люди, его пережившие, – больше не имеем права быть несчастными. И даже изображать недовольство! Просто потому, что знаем о времени и о себе нечто такое, что не позволяет нам этого. Быть горькими, беспощадными, жесткими, манерными и трагическими, смешными или жалкими – да! А вот несчастными – нет! Сюрреалист пишет о том, что чувствует, реалист – о том, что видит, а соцреалист – о том, что слышит.
И вот, признавшись себе в отмирающем инстинкте книгочея, я стал относиться к книге как к объекту, бесценной скрижали, отдавая приоритет ей как «событию», исторически значимому факту, изменившему когда-то мои вкусы, настроения, мечты. Книге, как точке пересечения божественного и человеческого! Таких книг немного, и они очень дорогого стоят! Конечно, все очень субъективно, но для меня – это любовь и страсть, отвлекающая от неизбежно надвигающейся кончины…
Определенной части русской интеллигенции «стыдно быть русской», но стыдно им не перед Богом, а перед Европой. В этой парадигме мышления Россия, несмотря на то, что является крупнейшей страной в Европе, понимается ими не как центр (или один из центров) европейской цивилизации, а как периферия. В их «эстетике мысли» огромный масштаб России, да и самого русского народа, рассматривался как проблема, а не как преимущество.
В отличие от советских учебников по истории, неважно какой страны, СССР или Германии, культура всегда – в конце описания или последняя глава. Не знаю, как это объяснить… То ли потому, что авторы исторических исследований в большинстве были евреями – поэтому самое главное у них в конце… Но скорее, культура, как исчезающий феномен, всегда