Правительство при мальчике-императоре было слабым и недееспособным. Его солдаты не имели ни малейшего желания противостоять славному принцу Янь; многие боялись за свою карьеру, которая могла оказаться под ударом, если они вдруг станут сражаться с будущим победителем. Оборона молодого императора провалилась; Нанкин был взят штурмом, а дворец императора подожжен. В суматохе молодой император исчез; по крайней мере, его не опознали среди тел погибших. Принц Янь взошел на престол. Он перенес столицу в свою северную штаб-квартиру, которую назвал Пекин (в переводе – «северная столица»), и сделал Нанкин («южную столицу») вторым центром страны.
Новый император Юн-лэ (а именно под этим именем он известен в истории) вовсе не был уверен, что его племянник погиб в Нанкине. Он искал какие бы то ни было данные о его судьбе, но нигде не мог добыть убедительных доказательств ни того, что тот погиб, ни того, что спасся. Много лет спустя, когда Юн-лэ был уже давно мертв, а на престоле находился его внук, в Пекин пришел престарелый монах и признался одному из старейших дворцовых евнухов, что он и есть давно пропавший без вести император. Старый евнух узнал его. Тупиковая ситуация, однако, скоро разрешилась: престарелому экс-императору было разрешено остаться в монастыре в Западных горах недалеко от Пекина и там доживать свои дни. Официально же он к тому времени был давным-давно мертв. У Юн-лэ не было соперников, и он правил в Пекине до 1424 года. Именно во время его правления были отправлены морские экспедиции в южные моря и в Африку. Именно он построил Пекин в его нынешнем виде, причем сделал это внутри старых городских стен. Зафиксировано, что император дал подрядчикам восемьдесят лет, чтобы построить дворцовый комплекс, Запретный город. Они выполнили работу за пять лет, наняв для этого миллион человек. Когда Юн-лэ умер, династия Мин, начавшая свое существование с завоевания севера и изгнания монголов из Пекина, уже правила пятьдесят шесть лет. После смерти первого императора ей предстояло просуществовать еще более двухсот лет.
Император Юн-лэ сделал Пекин столицей частично из-за того, что там была его давно обустроенная штаб-квартира, а частично из-за того, что он полагал: если правительство не будет находиться вблизи монгольской границы, оно потеряет контроль над побежденными монгольскими племенами и, возможно, не сможет защитить свою страну в случае нападения. Император считал, что двор, находясь в таком северном городе, как Пекин, в 40 милях от Великой Китайской стены, будет постоянно сознавать опасность, исходящую от монгольских степей. С другой стороны, Пекин и двор императора постоянно находились под угрозой нападения извне, и, надо сказать, что эта угроза, которая становилась все более актуальной из-за переноса столицы, настолько занимала умы всех следующих императоров, что они игнорировали нужды других районов Китая. Во времена Мин земли, находящиеся за пределами дорог, связывающих Маньчжурию с Северо-Китайской равниной, а также горных дорог, ведущих в Китай из Внутренней Монголии, чаще всего были в руках врагов Китая или являлись приграничными районами, всегда открытыми для ударов извне. Сегодня те же самые районы являются крупными промышленными центрами с большими запасами минеральных ископаемых и входят в число наиболее развитых регионов Китая. Современный Пекин обеспечивает связь между регионами, где лучше развита тяжелая промышленность, и аграрными районами страны, которые лежат к югу от Великой Китайской стены. Правительство, которое контролирует Маньчжурию и Внутреннюю Монголию, считает Пекин жизненно важным центром сообщения между регионами страны.
В течение нескольких лет, во время правления Юн-лэ и его ближайших преемников, не было большого риска в том, чтобы сделать Пекин столицей. Власть монголов кончилась, их племена были разбросаны по степи и, по крайней мере, номинально находились под властью Китая.
Династия Мин превратила Маньчжурию (вплоть до Мукдена на севере) в свою провинцию и включила ее в состав империи. Все еще слабые племена маньчжуров были разобщены и считались подданными династии Мин. Поражение монголов поставило точку в долгом и медленном процессе изменения баланса сил между Китаем и кочевыми народами монгольской степи. Частично причина этого лежала в составе населения. В Китайской империи проживало по меньшей мере 100 млн человек. Население же монгольской степи, ограниченное скудной природой и патриархальной экономикой своей страны, не превышало 10 млн человек – кстати, именно столько человек живет сегодня в Монголии.