История Китая

Послесиньхайский социально-политический переворот привел к глубокому и своеобразному идеологическому кризису китайского общества и прежде всего к кризису официальной конфуцианской идеологии. Этот кризис отчетливо проявился уже в ходе самой Синьхайской революции, когда монархический режим оказался без достаточной идеологической поддержки «думающего» сословия конфуцианских ученых, что не могло не способствовать его падению. Слабость апологетической промонархической деятельности конфуцианских ученых — один из серьезных симптомов этого кризиса, углублявшегося в годы милитаристских междоусобиц. Другое его проявление — нежелание этих ученых активно поддержать монархические устремления Юань Шикая, что привело не только к его политической изоляции, но и к идейной, обрекшей эти устремления на провал. Как показали все эти события, конституционно-модернизаторские идеи глубоко «заразили» ведущих идеологов страны и стали одной из причин фактического распада официальной охранительной идеологии.

Таким образом, слабость охранительной идеологии была характерной чертой идеологической ситуации в стране в послесиньхайские годы. Вместе с тем эти адепты уходящей имперской идеологии еще воздействовали на духовную жизнь страны в новых исторических условиях, являясь носителями наиболее традиционалистских взглядов и занимая все еще ведущее место в системе школьного образования, в бюрократическом аппарате. Но в идейных битвах они и их реставраторские идеи уже существенной роли не играли. Главное место безраздельно принадлежало идеологам обновления.

Эти идеи начали складываться в основном в предшествующие два-три десятилетия и явились результатом действия новых для страны факторов духовного развития. Если до «открытия» страны китайская духовная жизнь базировалась на внутренних социальных отношениях и в русле национальной традиционной мысли, то теперь ситуация в корне меняется: идеологическая жизнь Китая все больше делается составной частью мировых идеологических структур, она развивается как своеобразный синтез современных идеологических концепций, привнесенных извне, и традиционной национальной мысли, переживающей мучительную ломку в условиях ускорившегося политического и социального развития страны. Причем включенность «идейной» жизни страны (во всяком случае на ее «верхнем этаже») в глобальные процессы идейного развития была значительно более глубокой, чем, скажем, включенность китайской экономики в мирохозяйственную жизнь. А это вело к тому, что «идейная» жизнь Китая зачастую уже обгоняла собственное «социальное время».

Идейно-политический спектр активных деятелей духовной жизни страны послесиньхайского периода был широким, но недостаточно кристаллизованным, что и отражало своеобразие переживаемого страной момента. Все мыслящие люди Китая понимали, что страна находится на перепутье, что перед нею стоит проблема выбора путей создания новой государственности и глубокого обновления всей национальной жизни.

Эта новая обстановка своеобразно отразилась на идеологах прежнего лагеря реформаторов (Лян Цичао, Кан Ювэй, Янь Фу и др.). Они старались переосмыслить свои старые идейно-теоретические позиции в свете опыта китайской революции, осознать в теоретических понятиях суть происходящего кризиса, найти выход из него в соответствии со своими общественными идеалами. Причем это переосмысление было болезненным и сложным, заставляя их подчас менять исходные идейные рубежи. Необходимость перемен диктовалась прежде всего изменением места этих идеологов в общественной жизни Китая — из критиков существовавшего строя они все больше превращались в критически мыслящих апологетов, боявшихся новых социально-политических потрясений.

«Властитель дум» передовой общественности предреволюционных лет — Лян Цичао — и в эти годы остается наиболее видной фигурой идейной жизни. Вернувшись в октябре 1912 г. после длительной вынужденной эмиграции на родину, он сразу же активно включается в идейно-политическую борьбу. Причем лейтмотивом его выступлений становится призыв к объединению всех китайских патриотов в их борьбе за предотвращение политического распада страны как главного предварительного условия последующего глубокого обновления Китая. Так, он стремится изжить прежнее, по его мнению, исторически уже преодоленное различие между реформаторами и революционерами. Он идет даже на то, чтобы всячески затушевать прежние глубокие различия этих двух направлений. «В действительности, — писал он, — различия между двумя партиями только в средствах, по существу же они друг другу помогали... Честно говоря, только благодаря совместным более чем десятилетним усилиям радикального и умеренного течений удалось создать теперешний государственный политический строй. Они равны в своих заслугах и просчетах». Отвлекаясь от некоторого искажения недавних исторических реальностей, в подобных высказываниях Лян Цичао нельзя не увидеть ясно осознанного стремления к объединению всего «ученого сословия», которое бы стало основной политической силой новой государственности.