Читаем История Китая полностью

Неизвестно, насколько широко указ 280 г. был проведен в жизнь, но очевидно, что степень упорядоченности аграрных отношений в Китае III в., полностью зависимой от силы и крепости новой государственной структуры, нельзя преувеличивать. Даже из текста самого эдикта о надельной системе (дошедшего до нас в «Истории династии Цзинь») следует, что создать оптимальный вариант сочетания интересов казны и землевладельцев удалось лишь в центре, откуда и начиналось, по конфуцианским представлениям, упорядочение пространства Поднебесной. На местах, особенно в пограничных районах, по мере удаления от императорского двора все труднее становилось контролировать подданных, и соответственно норма налогообложения там была меньше. Тем самым в провинции создавались более льготные условия, стимулирующие подъем заброшенных земель.

Надельная система предусматривала также упорядочение отношений казны с чиновниками. Цзиньский правитель провозгласил предоставление им в качестве вознаграждения за службу «должностных наделов», доходы от которых шли в их пользу. Размеры этих земельных наделов зависели от ранга и занимаемой должности и выдавались на время службы. Обрабатывались они лично-зависимыми держателями. Во владениях чиновников высших рангов могло быть не более 50 дворов, освобожденных от казенных повинностей. Реформа в целом не затронула интересы частного землевладения, но создала серьезную угрозу оттока рабочей силы.

Несмотря на провозглашение аграрной реформы (о ней известно лишь из текста указа); стабилизация в стране не наступала. По-прежнему шла борьба за власть и престол, порождая конфликты между центральной властью и владельцами уделов. Одновременно росло народное возмущение. Особенно массовым было движение в Сычуани и Шаньси. Отряды повстанцев нападали на усадьбы сильных домов, чиновников, вторгались в городские поселения. Со смертью Сыма Яня в 290 г. началось соперничество между его родственниками, что вылилось в мятеж восьми ванов. Междоусобная борьба, продолжавшаяся почти 15 лет (291—306), окончательно подорвала силы империи Западная Цзинь. Китай оказался незащищенным перед нашествием кочевников, чья власть на Севере крепла с каждым днем.

2. Нашествие кочевников на Китай

В III—IV вв. в Восточной Азии к северу от Китая шел процесс великого переселения народов, достигшего в Европе границ Римской империи. Он начался с перемещения южных гуннов (нань сюнну), сяньбийцев, ди, цянов, цзе и других племен, которые с севера постепенно продвигались на Среднекитайскую равнину — колыбель этнической общности древних китайцев.

Племена кочевников были естественными хозяевами степей Внутренней Азии. Хотя номады отличались между собой по этническому признаку и принадлежали к различным языковым группам, всех их объединяла родная степь. Из поколения в поколение ее обитатели настолько приспособились к местным условиям, что их культура, все виды деятельности, сама их жизнь, наконец, так тесно сомкнулись с процессами, происходящими в природе, что они стали в известном смысле как бы неотъемлемой частью освоенного ими ландшафта.

Эти молодые народы без труда читали природную книгу родной степи. Мобильные и неприхотливые, они легко преодолевали огромные расстояния, идеально приспособились к степному существованию, и потому противостоять их стремительному натиску оседлым народам было нелегко. Однако в трудную пору погодных ненастий, когда степь не могла прокормить скот и он погибал, кочевники покидали места своего обитания в поисках новых кочевий и все упорнее проникали на север Китая — здесь возникали и гибли, сменяя друг друга, так называемые варварские государства.

С распадом гуннского союза на Севере южные группы гуннов остались жить в северных районах Шаньси и Внутренней Монголии. Их основным занятием являлось скотоводство. Представители верхушки пяти гуннских племен избирали верховного правителя — шаньюя, который постепенно стал обладать наследственной властью. Шаньюи были издавна связаны родственными отношениями с китайской императорской фамилией, получали в жены китайских принцесс, их старшие сыновья зачастую воспитывались при ханьском дворе. В ставках шаньюев и аристократов скопились значительные ценности. Ханьские императоры стремились наладить отношения с кочевниками.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Еврейский мир
Еврейский мир

Эта книга по праву стала одной из наиболее популярных еврейских книг на русском языке как доступный источник основных сведений о вере и жизни евреев, который может быть использован и как учебник, и как справочное издание, и позволяет составить целостное впечатление о еврейском мире. Ее отличают, прежде всего, энциклопедичность, сжатая форма и популярность изложения.Это своего рода энциклопедия, которая содержит систематизированный свод основных знаний о еврейской религии, истории и общественной жизни с древнейших времен и до начала 1990-х гг. Она состоит из 350 статей-эссе, объединенных в 15 тематических частей, расположенных в исторической последовательности. Мир еврейской религиозной традиции представлен главами, посвященными Библии, Талмуду и другим наиболее важным источникам, этике и основам веры, еврейскому календарю, ритуалам жизненного цикла, связанным с синагогой и домом, молитвам. В издании также приводится краткое описание основных событий в истории еврейского народа от Авраама до конца XX столетия, с отдельными главами, посвященными государству Израиль, Катастрофе, жизни американских и советских евреев.Этот обширный труд принадлежит перу авторитетного в США и во всем мире ортодоксального раввина, профессора Yeshiva University Йосефа Телушкина. Хотя книга создавалась изначально как пособие для ассимилированных американских евреев, она оказалась незаменимым пособием на постсоветском пространстве, в России и странах СНГ.

Джозеф Телушкин

Культурология / Религиоведение / Образование и наука
Косьбы и судьбы
Косьбы и судьбы

Простые житейские положения достаточно парадоксальны, чтобы запустить философский выбор. Как учебный (!) пример предлагается расследовать философскую проблему, перед которой пасовали последние сто пятьдесят лет все интеллектуалы мира – обнаружить и решить загадку Льва Толстого. Читатель убеждается, что правильно расположенное сознание не только даёт единственно верный ответ, но и открывает сундуки самого злободневного смысла, возможности чего он и не подозревал. Читатель сам должен решить – убеждают ли его представленные факты и ход доказательства. Как отличить действительную закономерность от подтасовки даже верных фактов? Ключ прилагается.Автор хочет напомнить, что мудрость не имеет никакого отношения к формальному образованию, но стремится к просвещению. Даже опыт значим только количеством жизненных задач, которые берётся решать самостоятельно любой человек, а, значит, даже возраст уступит пытливости.Отдельно – поклонникам детектива: «Запутанная история?», – да! «Врёт, как свидетель?», – да! Если учитывать, что свидетель излагает события исключительно в меру своего понимания и дело сыщика увидеть за его словами объективные факты. Очные ставки? – неоднократно! Полагаете, что дело не закрыто? Тогда, документы, – на стол! Свидетелей – в зал суда! Досужие личные мнения не принимаются.

Ст. Кущёв

Культурология
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология